Королева быстро просчитала всю выгоду от этого предложения и дала своё согласие. Ну а Ходыкин тут же развил бурную деятельность. Так что уже на следующий год барийцы с удивлением рассматривали на кораблях, вошедших в их гавань, флаг ранее никогда не виданного ими Великого княжества Литовского. И подсчитывали барыши от предстоящей распродажи привезённого на них товара в соседних землях. В результате, сотрудничество двух владений одной правительницы на поверку оказалось весьма взаимовыгодным, так что литвины, не прикладывая больших усилий, получили себе в средиземноморских водах надёжную базу.
Ну а русские купцы, глядя на успехи своих извечных конкурентов, восхотели и для себя чего-то похожего. А где им Андрей родственный порт в Италии найдёт? У него там своей герцогини не имелось. Хотя, судя по донесениям всё тех же лазутчиков, кое-что всё же придумать было можно. Вот только без государя тут ну никак не обойтись. А привлекать Василия Ивановича по таким пустякам ой как не хотелось. Всё-таки взгляды на торговое дело у того были феодальными, а потому обычно расходились со взглядами Андрея.
Вот и ломал себе голову князь, читая пространные доклады, как бы так извернуться, чтобы и рыбку съесть и никуда не вляпаться.
А ведь таких вот вроде бы мелких дел у него было не один десяток…
Жить одному не то не то, что вдвоём
Вот почему решил построить я дом.
Будет мой дом красой в деревне,
Буду в нём жить с своей невестой,
Жить одному не то, не то, что вдвоём.
Под хорошую песню и работа спорилась. Наполняя окрестности звонким перестуком топоров, бойцы Камского полка рубили на высоком косогорье одну избу за другой. Рубили быстро, но на совесть, ведь для своих же старались. Для тех, кто собрался остаться тут, во глубине сибирской землицы на жилое.
Да-да, когда-то давно, заключая ряд с князем, люди обещались отслужить в его дружине десять лет беспорочно, а князь обещался тем, кто захочет на покой, кроме выходного пособия дать лихву: срубить избу или выдать денег на её постройку. И так уж получилось, что по окончанию сибирского похода 1527 года в полку как раз и появились первые кандидаты, что выслужили заветные десять лет, пройдя через все войны и сражения, и не сложив при этом свои головушки. Выслужили и пожелали покончить с ратной жизнью.
Рындин, конечно, был не рад подобному, ведь уходили-то самые умелые да удачливые (а как иначе, неумехи да те, кто не был Макошью благословлён, уже давно головы сложили), но ряд есть ряд. За поруху которого князь с любого голову грозился снять. И ведь бывало такое! Приказчики да тиуны без должного пригляда почитай все своеволить со временем начинали. И с этим владетели вотчин мирились, многое своим тиунам да приказчикам за их работу прощая. И князь-благодетель тут ничем от других вотчинников не отличался. Но стоило лишь дойти до него челобитной, по которой кто-то рушил заключённый ряд, и князя от расправы уже ничего не могло удержать. За подобное он губил немилосердно, никаких отговорок не слушая и на былые заслуги не оглядываясь. А полковник ещё из ума не выжил, со своим работодателем ссорится. Понимал, что это для князя он величина и личный дворянин Хабар Андреевич. А для других, да без князя за спиной он в лучшем случае пустой человечек, а то и вовсе холоп Хабарка. Так что чинить препятствия воинам, пожелавшим оставить службу, полковник и не подумал.
Место под деревеньку воины, которых по меткому выражению, услышанному от князя, уже стали именовать сибиряками, нашли сами, присмотрев хороший кус земли в нескольких верстах от Чинги-Туры. Да, мужчины понимали, что война ещё далеко не окончена и возможно их жильё ещё не раз разорят дикие кочевники, но тяга к созидательному труду перевесила всё. Тем более что земли тут выделялось на одного хозяина куда больше, чем на Руси, которая за последние десятилетия изрядно полюднела. И, что не менее важно, земля та вся числилась черносошенной. На которой все новосёлы по государевой жалованной грамоте освобождались от оброка и от всевозможных налогов и повинностей на срок от трёх до десяти лет, в зависимости от степени запущенности земли, богатства или бедности почв, да от возможностей самой крестьянской семьи.
А возможности у всех были разные. К примеру, прибывшие с зимним караваном крестьяне практически не имели ничего и шли сюда лишь в надежде на ссуду и беспошлинные года. И ссуду эту на обзаведение семенным зерном, скотом, упряжью и утварью, новый чинги-туринский воевода давал. Ибо тоже понимал, что без крепкого крестьянина жить здесь придётся в голоде. Да и ссуду он давал не деньгами, а как раз скотом да зерном для посева. Крестьянин же со своей стороны обязывался завести прочное хозяйство — поставить избу с сенями, баней и овином, да забором всё огородить, распахать пустошь под хлеб, под овощи и как следует унавозить землю.