— Смотри, Семён, — предупреждал он командира абордажной партии, — у них на борту от силы семь десятков. Коль поймёшь, что невмоготу, сигналь — пошлю парней на помощь. На "Новик" и "Витязь" не надейся — у них каракка основная цель. А там людишек под четыре сотни будет. Как бы ещё и нам им в помощь не пойти. Так что не храбрись там, как ты любишь.
— Понял, Фома, — в преддверии боя Семён начисто забывал про субординацию, каждый раз каясь за то после того, как горячка боя спадала. — Готовь парней к бою.
А пока они обсуждали возможные ситуации, боцмана и просто специально натренированные парни забросили кошки на борт каравеллы и, упираясь ногами в борт и палубные надстройки, принялись стягивать корабли, пока взобравшиеся на боевые марсы стрелки осыпали чужую палубу горячим свинцом.
Ну а когда суда с глухим стуком сошлись, Семён, взмахнув абордажной саблей, повёл своих людей в бой. Его бойцы, в стальных доспехах, с саблями в руках, стремительно ворвались на изрядно побитый бак, где быстро смяли неорганизованное сопротивление. Однако дальше всё пошло куда хуже. Уже на шканцах их ждал строй воинов, вооруженных щитами и мечами. И даже слитный залп из мушкетонов в упор не сумел разбить его. На палубе каравеллы вспыхнула яростная схватка. Семён, собрав вокруг себя отряд из самых обученных бойцов, попытался прорваться вдоль борта, но вскоре выстрелом аркебузы его ранило сначала руку, а затем в левое бедро. Обливаясь кровью, командир абордажников упал на залитую водой и кровью палубу, а попытавшсь подняться просто рухнул в беспамятстве. Из которого, впрочем, сам же и вынырнул. Сколько он провалялся, он не понял, но бой всё ещё продолжался. Быстро убывающий абордажный отряд все ещё удерживал пространство от бака до середины палубы. Но долго так продолжаться не могло. Его людей убивали и теснили, и рано или поздно бой грозил перекинуться на борт шхуны. А он лежал на палубе и ничего не мог поделать, из-за раздирающей его боли.
Однако всё было не так плохо, как подумалось раненому. Его зам был парнем с головой, да и приказ капитана он тоже хорошо слышал. А потому, увидев, как пал командир, а португальские бойцы начали теснить русских, он не задумываясь пустил в воздух шутиху — сигнал, что всё идёт не так, как хотелось.
Впрочем, его сигнал тоже запоздал. Фома, вспомнив лихую пиратскую молодость, уже вёл второй отряд в бой. В результате подоспевшие мореходы вовремя поддержали своих абордажников, а те, получив передышку и перегруппировавшись, с новой силой навалились на португальцев и буквально смели их с палубы. Дольше всего сопротивление длилось на юте, где забаррикадировались капитан и его офицеры. Они даже смогли использовать вертлюжные пушки, что смотрели строго на палубу, но это был их последний успех. Залпы из мушкетонов и арбалетные болты быстро проредили ряды защитников, а ворвавшиеся следом бойцы закончили дело безумной рубкой. В результате от экипажа каравеллы в живых остались лишь стрелки, что засели на мачтах и сдались взамен на обещание оставить их в живых.
Фома Анкундинов, отдав распоряжение о приведении захваченного корабля в порядок, облокотившись о порубленный планширь, устало наблюдал за тем, как две другие шхуны смело атаковали большую каракку, отказавшуюся сдаваться в плен. Оценив размеры корабля и её возможный экипаж, адмирал, похоже, принял решение особо не рисковать. И потому залпы тяжёлых пушек "Новика" и "Витязя" буквально рвали обшивку каракки. Разрядив один борт, они проворно делали разворот и стреляли вновь. И так повторялось раз за разом, причём каждый новый залп происходил с более близкого расстояния. В результате получивший огромные пробоины "Аргос" начал медленно погружаться носом в воду. А вместе с ним пошла ко дну и богатая добыча. Но Фоме, испытывавшему откат после боя, даже не стало интересным, а что у того могло быть в трюме? Чтобы он ни вёз, добыча могла стоить через чур дорого, так что он вовсе не сожалел о содеянном. Да и Гридя, когда узнал, какой ценой обошлась победа "Гридню" тоже лишь ещё больше уверовался в принятом решении.
А вот узнав от пленных, что сюда возможно вскорости могут прийти ещё португальские суда, Григорий не стал искушать судьбу, а наскоро подлатав корабли и перераспределив экипажи, выделив людей на каравеллу, поспешил покинуть место стоянки. И сделал это довольно вовремя. Спустя три дня после его ухода в бухту и впрямь вошли с десяток каракк и каравелл, экипажи которых были удивлены дымным знакам, подаваемым им с берега. Посланные на шлюпках солдаты во главе с офицером привезли на флагманский корабль изрядно пообносившихся соотечественников, оказавшихся остатками экипажа с потерянных кораблей. Точнее с одного корабля. Причём среди спасённых был и его капитан, дон Дуарте Пояриш, который и поведал адмиралу, что и как тут произошло.