Начавшие входить в зал вельможи прервали королевские раздумья, однако лишь затем, чтобы быть им озвученными. Увы, но королевские советники не приняли тревогу государя. Им не верилось, что какие-то пастухи с косами пойдут войной на сияющих, безудержных в бою, польских рыцарей. Так что всё внимание королевского совета было обращено на так и не решённый вопрос пограничных земель с герцогством Померанским и замаячивший на горизонте союз Георга Померанского с Василием Московским.
Конец 1528 года в Европе выдался тревожным и во многом совсем не таким, каким он был уже однажды, но в иной реальности.
Одно из главных отличий случилось в Священной римской империи германской нации. Потому что на этот раз мятеж Филиппа Гессенского пошёл совсем по иному сценарию. А триггером, спустившим в уборную все благие начинания и Лютера и Грегора Брюка, да и Меланхтона, сумевшего заподозрить обман, но не успевшего к началу событий, стало хоть и неудавшееся, но, тем не менее, всё же совершённое покушение на саксонского курфюрста науськанным католическими священниками (по крайней мере, именно так показал допрос несостоявшегося убийцы) фанатиком. И если до того ландграф Гессенский ещё хоть капельку сомневался в словах фон Пака (что, учитывая его взгляды на ситуацию, довольно спорно), то теперь он, как говорится, закусил удила, а тот, кто смог в иной реальности его образумить, к сожалению, был в этот момент прикован к постели. В результате ландграф Гессенский, не смотря на молодость уже прошедший не одну кампанию, решил действовать на опережение. И его не остановило даже то, что после начала активных действий его на вполне законных основаниях могли обвинить в нарушении мира и спокойствия в землях империи, о котором с таким трудом договорились делегаты на съезде в Шпейере. Да и сам Лютер, яро выступая против католицизма, был при этом против того, чтобы затеянная им Реформация распространялась через военные действия. И уж тем более он не признавал права территориальных князей выступать против императора, о чём прямо заявлял в своём сочинении "О светской власти". Но сейчас ландграф не слышал ничего и никого, и уж тем более не верил заверениям участников "антилютеранского заговора" о том, что никакого заговора не было. Пролитая кровь соратника требовала от него активных действий. Так что, собрав значительные силы, он в мае 1528 года вторгся во владения епископов Майнцского, Вюрцбургского и Бамбергского. И немедленно выдвинул католикам свой ультиматум, а так же свой Протест против решений Вормского эдикта и Шпейерского съезда. Но в этот раз он не стал ждать на него ответа, а сразу же двинул свои войска дальше, стремясь не дать оппонентам соединить свои дружины в единую армию.
И как раз в этот момент ландграфа, загнав по пути немало лошадей, и догнал тот, кто всё это фактически и затеял — вице-канцлер герцога Георга Саксонского Отто фон Пак. После того дорожного разговора, что случился с ним по пути в Венгрию, он, сообразив, что события могут свершиться во время его отсутствия, основательно озаботился тем, чтобы новости из империи не тянулись до него неделями и теперь хвалил сам себя за предусмотрительность. Его человек, не щадя ни себя, ни лошадей, довольно быстро добрался до него с известием о покушении и на этот раз неугомонный секретарь не стал полагаться на "авось", а предпочёл лично держать руку на пульсе событий. Уж кто-кто, а он-то точно знал, что никакого "антилютеранского заговора" не было, так что оставлять своего ландграфа без присмотра в такой момент было для его далеко идущих планов смерти подобно.
Простившись с королём Венгрии, он немедленно отправился в путь, но как ни гнал лошадей, всё же к самому началу событий не успел, однако, влившись в свиту ландграфа, быстро вошёл в сложившуюся ситуацию и понял, что удача не отвернулась от него, и он прибыл как раз вовремя. Потянув привычные нити, он сумел в короткий срок замкнуть на себя всю информацию, что шла на доклад молодому аристократу, и стал умело фильтровать поступающие сведения. На руку его планам сыграло и отсутствие в лагере саксонского курфюрста. Союзнические и династические связи Филиппа Гессенского буквально выдвигали его на роль лидера протестантского блока, но сторонник дипломатии Иоганн Твёрдый Саксонский имел на своего более молодого соратника довольно сильное влияние (что и позволило ему в иной реальности остановить начавшуюся войну). А вот Филипп, в отличие от большинства других лидеров Реформации, довольно рано понял неизбежность столкновения партии реформы с Карлом V и католиками, и потому морально был давно готов к применению силы. На чём и сыграл опытный интриган фон Пак, подсунув ландграфу тот поддельный договор из Бреславля.