Глава 11
Как не зазывал меня дед вместе собой, к какому-то его знакомому и чуть ли не другу детства, с которым он в дальней родне состоит, но остановиться я всё-таки решил в гостинице. Это Петру Абрамовичу хорошо. После того, как он побыл Предводителем Псковского дворянства у него тут десятки знакомых и приятелей, но вот я никого их них не знаю.
Кроме того, натужное русское гостеприимство меня пугает.
Вести с незнакомыми людьми долгие разговоры ни о чём, слушать их уверения, насколько они всегда гостям рады и что будут на вас сильно обижены, если в своё следующее посещение вы не у них остановитесь — это серьёзное испытание для нервов. На самом деле никто тебе особенно не рад, но традиции обязывают.
Так что с дедом на въезде в Псков мы расстались, а там Григорий Фомич, успев перекинуться парой слов с извозчиком, уверенно направил нашу карету к гостиному двору.
— Григорий, а ты хоть узнал куда едешь? Может тут получше гостиницы есть? — приоткрыл я окошечко, позволяющее пассажиру общаться с извозчиком.
— Это церквей тут сорок штук, а Гостиный двор на весь город один, — обернулся ко мне кучер.
— Вот тебе и на! А вдруг там мест не будет? — проворчал я, закрывая оконце.
Псковский Гостиный двор располагался в самом центре города близ Кремля.
Добрались быстро. Практически по прямой, нигде не петляя. И как только выехали к реке, так сразу Гостиный двор увидели. Этакое двухэтажное сооружение, которое трудно перепутать с каким-то другим зданием. Очень характерная архитектура, знаете ли. Очень похож на тот, что в Питере построен, разве что масштаб поменьше и колонны пожиже, как и все остальные украшения и архитектурные детали.
— Барин, если вы не против, я в карете переночую, — шепнул мне Григорий, перед тем, как полез отстёгивать багаж, притороченный к задку кареты, — А то больно уж тут народ плутоватый ходит. Так и зыркают, чтобы украсть или отломать. Да и за конями заодно присмотрю, чтоб не увели.
— Еды тебе прислать? — согласился я с ним, глядя на публику, толпящуюся на площади перед гостиницей.
— Разве чаю только, а лучше кваса кувшин. Провианта у меня и полкорзины ещё не съедено. Акулинушка на совесть в дорогу собрала, — довольно ухмыльнулся кучер.
— «Ох, Акулька! Ай да лиса!» — ухмыльнулся я про себя предприимчивой молодке, — «Всем угодить успела.»
Номер для меня нашёлся, и по заверениям местного портье, «из наилучших». Вот только цена оказалась вовсе не скромная. Восемь рублей за ночь! Каково?
Чтобы понятно было, то работницы полотняной фабрики в Велье получали по семь копеек за двенадцатичасовой рабочий день.
Это нам с дедом Селивёрстов рассказал, жалуясь, каких трудов ему стоило заставлять их работать за такие копейки. А ведь просил он у начальства, чтобы им хотя бы до десяти копеек за день платили, чтобы с охотой работали, на что получил категорический отказ.
Мда-а. Местный «люкс» кроме размеров, отличался спартанской простотой. Небольшая прихожая, без окон и сама спальня в два окна, занавешенных ситцем, с видом на реку. Из убранства: — стол со стулом, тумбочка и кровать. На стене — мутное зеркало, размером с открытку и какое-то подобие картины, изображающей пруд с лебедями и осенний пейзаж.
Минут пять я через грязное стекло окна разглядывал движение на улице и на реке, пока не надоело. Заняться было решительно не чем. Я решил выйти на улицу, чтобы ознакомиться с ассортиментом товаров гостиного двора, так как весь его первый этаж был занят под разнообразную торговлю.
Парадной, лицевой стороной Гостиный двор был обращен к Торговой площади. В лавках этой линии в основном торговали посудой и прочими предметами домашнего обихода. На других линиях было некоторое разнообразие. Но Суровский и Железный ряд друг от друга отличались незначительно. В основном мануфактура и скобяные изделия от кустарей. За час я неспешно всё обошёл по кругу.
Что могу сказать — и скучно, и грустно. Пусть многие цены и уступали питерским, но и качество товара им соответствовало. Не приглядев для себя ничего интересного, я направился в «Ресторацию Шольца». По крайней мере так гласила вывеска над дверями, около которых стоял могучий швейцар в ливрее, одним своим видом отпугивающий «простую» публику.
Заприметив вышитый герб на моей одежде, швейцар двери распахнул заранее, склоняясь в поклоне. Дал ему гривенник «за усердие».
Из пяти столов ресторации занято было два. Я себе выбрал тот, что в углу у окна. В роли меню выступал классический халдей, с прилизанными волосами и полотенцем, перекинутым через руку.