— Ну, и что ты нам скажешь, Александр! — первым не выдержал отец, когда я со вкусом начал обгладывать вторую утиную ножку.
— Утка удалась, — ответил я коротко и по делу, нацеливаясь на крылышко, и крайне сожалея, что у утки не четыре ноги, иначе я бы любил её в два раза больше.
— Я про твоё вчерашнее поведение.
— А что с ним не так. Я работаю. И вчера был очень неплохой день.
— Интересно, кем же ты работаешь? Мне вот сказали, что ты со службы уволился. Представляешь, какая интересная новость! — постарался удивить меня отец тем, что я знал лучше него.
— Так я всё верно тебе сказал. Работаю, сам на себя, а не служу, что тут непонятного? — хладнокровно принялся я за крылышко, ища глазами подходящий соус на столе, который сейчас вовсе бы не помешал.
Не, не нашёл. Проблема пока здесь с соусами, если нет повара — француза. Зато груздочки солёные в сметане — вот они. Не совсем в тему, зато объедение такое, что сил нет отказаться.
— Ты в дуэли участвовал! — прогремел отец.
— Да какая там дуэль. Кюхельбекеру каблук отстрелил, на этом вся дуэль и закончилась, — хрустнул я грибочком, зажмуриваясь от удовольствия.
— Интересно, на какие же деньги ты вчера напился?
— Представь себе, на свои. И даже вовсе не на те, которые маман копила, чтобы с дядя мне их «на орехи» передал, когда он меня в лицей отвозил. Он ими тогда свой долг закрыл в масонской ложе, где они каждую неделю пышные банкеты устраивают и пустопорожней болтовнёй страдают. Надеюсь, вернёт сегодня. Лёвке бы карманные деньги точно не помешали, — спокойно вбил я клин в лагерь оппонентов, разделывая крылышко.
— Василий Львович, это правда? — побледнела матушка, поворачиваясь к брату отца.
— Э-э-э, видите ли, забывчивость у меня порой случается…
Хрясь! Влепила маман Василию звонкую пощёчину.
Хех. Наших кровей Ганнибалочка! От слова до дела один шаг.
— Александр, ты понимаешь, что глядя на твои поступки я могу тебя лишить наследства! — попытался отец вернуть предполагаемое судилище на запланированные рельсы, делая вид, что только что ничего необычного не произошло.
— Серьёзно? И ты готов дать честное слово, что потом ко мне не будет никаких претензий? Уже интересно, — облюбовал я для себя половинку варёного яйца, где вместо желтка были взбитые сливки и несколько крупинок чёрной икры.
— Что значит — претензий? — чуть сбавил отец трагический пафос подготовленной им сценки.
Он у меня актёр-любитель. Готов в каждом любительском спектакле роли играть, лишь бы пригласили. И его довольно часто приглашают.
— Ты сейчас сколько денег должен? Болдино ты вроде бы уже четвёртый или пятый раз перезакладываешь. Вот оттого у меня возникают большие сомнения в том, что же станет нашим наследством — имение или непомерные долги с процентами? Не подскажешь, какой доход ты с Болдино получаешь, и сколько процентов сейчас за ссуду платишь? — оторвался я от еды и демонстративно подтянул я к себе весь набор писчих принадлежностей, которые принёс с собой.
— Э-э… Я тебе не купец какой-нибудь, чтобы такие вещи помнить, — заюлил батя взглядом.
— Так пошли кого-нибудь за бумагами. Я тебе за минуты всё обсчитаю. Обучен, знаешь ли, — показательно ухватил я счёты, да так, чтобы костяшки защёлкали об другой край, как кастаньеты, — Но мне кажется, что ни о каких особых доходах мне с братом даже мечтать не приходится. Ни тебе, ни Василию Львовичу от ссудной петли уже не избавиться. Попал коготок — всей птичке пропасть. Значит в долговой яме вы оба уже при жизни рискуете оказаться, а если повезёт, то свои долги вы нам, своим наследникам успеете сплавить в качестве наследства. Оттого я и спрашиваю тебя с радостью — сможешь ли ты меня наследства лишить так, чтобы мне потом за твоё безалаберное существование всю свою жизнь не пришлось расплачиваться? Ты точно размер своего долга не помнишь? Или скрываешь его от нас?
Так-то от Алёны Вадимовны, которая у нас спец по бухгалтерии, я уже знаю, что долгов у отца пока тысяч на семьдесят с хвостиком. Точней выяснить ей не удалось, так как сама тульпа листать документы не может, а отец бумаги крайне редко просматривает, чтобы подглядеть у него из-за плеча.
Другой мой тульпа, Виктор Иванович, уже нарыл, что долги отца Пушкина после его смерти оказались почти под двести тысяч, но до даты смерти отца ещё далеко. А мне нужно знать, как глубоко нырнул отец в кредиты именно сейчас. И это вовсе не пустяковый интерес. Я себе аэродром присматриваю, в том смысле — место, где можно было бы развернуться с моим талантом Формирователя. Болдино — почему бы и нет?