— Так листвы же под дом намело чуть не по колено, — отвлёкся я от еды, чтобы изобразить удивлённое лицо, — А я сплю чутко. Слышу, шуршит кто-то под окнами. Вот и вышел на крыльцо. Смотрю, на земле следы, а около окна пар идёт, словно кто-то дышит. Ну я и стрельнул, стараясь в ноги попасть, а в ответ чуть было огненным шаром по голове не получил. Да и ослепило меня так, что дальше я рассказать ничего не могу. Убивца уже дядья вязали.
— Как говорите поручика зовут?
— Ивелич, Николай Маркович. Я с ним у губернатора познакомился.
— Кажется, я знаю, о ком вы говорите. Не так много гвардейских поручиков на улицах Пскова нынче увидишь, — кивнул Зуйков, — Благодарю за компанию, но вынужден откланяться, служба, — поднялся капитан из-за стола, сунув по пути пару монет подбежавшему халдею за свой ужин.
— А не знаете случайно, где я некоего Болотникова Модеста Ипполитовича могу разыскать? — остановил я его в самую последнюю секунду, — У меня его именем отчёт по имению подписан, — пояснил я свой интерес.
— Доходный дом Лапиной. Через две улицы отсюда, — блеснул капитан замечательной памятью и знанием горожан.
Поблагодарив Зуйкова, я подозвал официанта.
— Записку в дом Лапиной есть с кем отправить? Заплачу.
— Найдём-с, не извольте сумлеваться.
— Тогда принеси-ка мне бумагу и перо с чернилами. Записку напишу, — отправил я халдея за письменными принадлежностями, что не вызвало у него никакого удивления.
Агроном Болотников явился минут через сорок и неуверенно топчась у входа в зал, подозвал официанта, который и указал ему на мой стол.
— Ваше Сиятельство?
— Присаживайтесь, Модест Ипполитович. Что-нибудь заказать для вас? Разумеется, за мой счёт, — пригласил я смущающегося субтильного мужчину лет этак тридцати пяти, одетого довольно прилично и опрятно.
— Благодарю, но я только что отужинал, — осторожно присел агроном на самый краешек стула.
— Тогда предлагаю немного выпить. Вино здесь весьма неплохое, а мне как-то образом хочется отблагодарить вас за великолепный отчёт по Вельской волости.
— Вас не смутило, что он был грустным?
— Вовсе нет. Каждый должен заниматься своим делом, — поднял я свой бокал, подождав, когда и ему нальют.
— Вы считаете, что я занимался не своим? — напрягся Болотников.
— Вы — учёный, а не погонщик сиволапых крестьян, которые поколениями научены разным хитростям, позволяющим избегать тяжести барщины. Каждый должен заниматься своим делом, а разборки с крестьянами — вовсе не ваша сильная черта, — слегка исказил я своё видение ситуации, отражённой в отчёте агронома, — Вот скажите мне, насколько выгодно окажется внесение калийных удобрений в почву?
— Сами посудите, — уже гораздо уверенней почувствовал себя Болотников, понимая, что он выступает в роли консультанта, более того, он был польщён тем, что его многостраничный труд хоть кто-то прочитал с вниманием, и вник в его трудности, — Пуд германских калийных удобрений, надобных на одну десятину, у нас стоит порядка от пятнадцати до двадцати рублей серебром, при этом можно уверенно рассчитывать на прирост урожая в одну пятую.
— А теперь попрошу более предметно, — дал я знак халдею, чтобы он обновил нам бокалы, — На примере той же ржи. Что мы получим на выходе?
На самом деле, уже на этом моменте я слегка офигел от цен немецких производителей. Верхнекамский калий мне обойдётся около рубля за пуд. По крайней мере, так мой тульпа рассчитал, да ещё заявил, что взял с запасом. Выходит — немцы нас просто грабят!
— Четверть ржи сегодня продавали за десять рублей серебром, — поставил Болотников свой пустой бокал на стол, — Изрядно подорожала. В газетах пишут — голод грядёт.
А у меня траблы. Даже Виктора Ивановича переклинило. Ещё бы. Попробуйте пересчитать пуды в шестнадцать килограммов, в четверти, которые чуть больше пятидесяти семи, а потом в уме вывести среднюю цену на рожь и прикинуть как отразятся вложения в удобрения на ценах прироста урожая.
— Так. Стоять! — остановил я потуги тульпы, лишённого калькулятора, — Агроном про голод сказал. Это правда?
— Ещё какая. Даже Император со всем двором из Питера в Москву сбежит, опасаясь голодного бунта. По всей Европе неурожай который год из-за взбрыкнувшего вулкана. А русские дворяне рады — радёхоньки, что у них любое зерно покупают и за границу везут. Что самое обидное — почти все деньги в Парижах и Баден-Баденах они и прогуляют, почти ничего стоящего на них не купив.
— И зерно к весне раза в два в цене поднимется? — вполне логично предположил я, опираясь на собственный опыт.