Стефания наблюдала за происходящим с нескрываемым изумлением:
— Ты лечишь лучше любого лекаря, которого я когда-либо видела.
Я молча продолжал работу, некогда сейчас было отвлекаться на болтовню.
— Вот ещё, новая проблема, — Стефания протянула мне стрелу с черным оперением.
На наконечнике засохла темно-коричневая субстанция, которая даже в засохшем виде источала едва уловимый сладковатый запах.
Краксолист.
Сам не понял, откуда появилась в моей голове эта информация. Самый жестокий яд Полесья, от которого нет противоядия.
— Ею ранили лешака, — продолжила Стефа. — Всего лишь царапина на руке, но он уже четвертый час корчится от боли, кричит.
Я резко встал.
— Веди.
Пошел к постели раненого быстрым шагом.
Лешак лежал, свернувшись в клубок, его козлиные ноги дергались в агонии. Лицо искажено болью, изо рта идет пена.
Плохо дело. Отравление краксолистом — одна из самых мучительных смертей в Полесье.
Положил руку на его горящий лоб и мысленно обратился к Крушителю с просьбой о помощи. Меч ответил мягким голубоватым свечением, и боль на лице Добряка начала медленно утихать.
Через несколько минут он открыл глаза:
— Князь? Ты вернулся? Боль… боль прошла… как ты это сделал?
— Позже, — сказал я, поправляя одеяло. — Сейчас отдыхай. Восстанавливайся.
Когда закончил с последним воином, выпрямился и устало смахнул пот со лба.
Через несколько минут устроил собрание в Комнатер Карт. Жены уже ждали меня там, и их вид едва не сломил мое самообладание.
Забава сидела на стуле, держа неподвижно левую руку. Рукав рубашки был срезан, плечо туго перебинтовано, но темные пятна крови все равно проступали сквозь белую ткань. На правой щеке виднелся свежий шрам от близко пролетевшей стрелы — розовая полоса пересекала скулу от виска к подбородку.
Обычно живые, полные боевого огня глаза потускнели от усталости хищницы, которая три дня подряд защищала логово без отдыха.
Лара стояла у карты, не выпуская лук из рук даже в относительной безопасности. Пальцы правой были стерты до крови от постоянного натяжения тетивы. Колчан за плечом почти опустел.
Иляна забилась в дальний угол, обхватив колени руками. Она была на пределе сил, почти оторвана от своей водной стихии. Обычно голубоватая кожа приобрела болезненный оттенок.
Таисия металась по комнате, как зверь в клетке. Кончики когтей то выдвигались, то втягивались — верный признак предельного нервного напряжения. На ее одежде темнели пятна грязи и крови.
Я медленно обвел их взглядом и сухо произнес.
— Докладывайте.
Забава первая нарушила тяжелую тишину:
— Они начали атаку на рассвете второго дня после твоего ухода. Атакуют волнами по четыре-пять часов, потом дают передохнуть, а затем снова навязывают бой. Методично изматывают.
— Лучники у них отличные, — добавила Лара, не отрывая взгляда от карты. Потеряли пятерых от стрел в первый же день.
В комнату вошел Варг, придерживая раненую правую руку. Левая была перевязана грязными бинтами, всё лицо исцарапано.
— Князь. О потерях доложить надо, — сказал он, и голос его дрогнул на последнем слове.
Я закрыл глаза и приготовился к худшему:
— Слушаю.
— Убито восемнадцать, — он сглотнул, борясь с эмоциями. — Трое пали с тобой в подземельях — Рокот, Верес, Зоркий. Пятнадцать погибли при обороне поселения.
Пятнадцать. Пятнадцать человек мертвы потому, что я оставил их ради собственных амбиций…
— Храбр пал в самой первой атаке, — продолжил Варг. — Прикрывал отход раненых от ворот к казармам. Стрела в спину.
— Завр — стрела в горло во второй день. Пытался добраться до раненого лешака под южной стеной.
Из солнцепоклонников…
К нам присоединилась Равенна, хромая на левую ногу.
— Двое молодых дварфов — Крепыш и Старый Ржав — сражались до конца, — сказала она, и голос окреп: — Но мы не сдались. И не сдадимся. Князь мы с тобой.
Я опустился в кресло, внезапно почувствовав, как тяжела голова. Восемнадцать.
— Соберите всех у дерева, мне есть что им сказать…
Через полчаса перед главным деревом стояло все мое поселение. Воины, ремесленники, женщины с детьми, дварфы, лешаки, тигролюды — все, кого я поклялся защитить. И кого подвел.
Я медленно обвел взглядом собравшихся, и каждое лицо рассказывало свою историю страдания. В руках у некоторых были личные вещи погибших.
Кто-то плакал тихо, кто-то стоял с каменными лицами. Дети испуганно жались к матерям.
Я поднял меч, и синее сияние озарило округу: