Она помолчала, потом добавила:
— А еще нужно решить: кто принесет главную жертву? Князь или командир должен отдать не каплю крови, а что-то по-настоящему ценное. Иначе камень не примет его как истинного лидера.
Я оглядел толпу, в их взглядах читались надежда и вера. Рядом были мои жёны, готовые идти за мной хоть в пекло, и проверенные временем соратники, доказавшие свою преданность делом.
Что я готов принести в жертву ради них?
В прошлой жизни, я командовал ротой. Пятьдесят с небольшим человек. Когда кто-то погибал, это было больно, но… можно было пережить.
Здесь все иначе. Эти люди пришли ко мне добровольно. Поверили в меня. Отдали свои жизни в мои руки. И если они погибнут то это будет целиком на моей совести.
И что я готов принести в жертву ради них? Ради собственной армии, которая даст мне свободу. Всё. Для меня свобода не пустой звук.
Решение принято. Теперь нужно действовать.
К рассвету следующего дня Равенна уже гремела молотами в главной кузнице. Жар от печей достигал даже площади, где собирались воины.
— Князь, — сказала она, когда мы остались наедине, — ты должен понимать. «Сердце Полка» — это не просто кусок металла. Это живой артефакт. Он впитает клятвы каждого воина, их волю к победе, их готовность умереть друг за друга. Но если хоть один принесет фальшивую присягу…
— Что тогда?
— Артефакт треснет. А армия развалится при первом же серьезном испытании.
Отлично. Значит, нужно было не только получить клятвы, но и убедиться в их искренности.
Она разожгла кузницу до такого жара, что металл плавился как воск. Дварфы окружили наковальню, начав ритмично бить молотами по раскаленному металлу. Искры летели во все стороны.
— Кто первый принесет клятву? — громко спросила она.
Толпа заколебалась. Многие еще помнили кандалы на запястьях. Слово «клятва» для них звучало почти как «рабство».
Варг вышел вперед. Разрезал ладонь ножом и капнул кровью на раскаленный металл.
— Клянусь служить под знаменем князя Василия! Клянусь защищать его землю и его народ! Клянусь не отступать, пока в жилах течет кровь!
Металл зашипел. На мгновение показалось, что он засветился изнутри.
Следом вышел Костолом. Потом Яромил. За ними потянулись другие командиры.
Но когда дело дошло до простых воинов, многие замешкались. Кто-то отступил назад. Кто-то нервно переминался с ноги на ногу.
Вперед неуверенно шагнул Гордей — тот самый мужик-беженец, который вчера чуть не подрался у костра.
— Я… — начал он и запнулся. Потом выпрямил плечи. — Я, Гордей из сожженной Каменки, клянусь… клянусь больше никогда не бежать! Мою деревню спалили, жену увели. Но здесь… здесь у меня есть шанс им отомстить!
Он полоснул себе ладонь и капнул кровью на металл. Капля зашипела, и по наковальне пробежал красный отблеск.
За ним подошла молодая женщина с младенцем на руках — одна из беженок.
— Меня зовут Дарина. Мне двадцать лет, а я уже видела, как горят дома, как плачут дети без матерей, — ее голос дрожал, но слова звучали твердо. — Клянусь этим железом: мой сын не будет знать страха перед цепями. Даже если мне придется встать между ним и всеми работорговцами мира!
Капля ее крови упала на металл, и тот снова вспыхнул.
Старик с седой бородой, бывший кузнец из разрушенного поселения, хромая подошел к наковальне.
— Шестьдесят лет ковал я подковы да гвозди, — проговорил он хрипло. — А теперь выходит, что эти руки должны ковать свободу. Странное дело… — Он усмехнулся и порезал ладонь. — Клянусь: пока эти пальцы могут держать молот, из-под них будет выходить только оружие против убийц и угнетателей! За свободу!
Постепенно страх прошел. Воины и жители один за другим подходили к кузнице. С каждой каплей крови металл становился все более живым, пульсирующим.
Дварфы работали не покладая рук. Пот заливал их глаза, но руки продолжали мерно подниматься и опускаться. Равенна руководила процессом, но я видел, как она постепенно бледнеет.
— Выше температуру! — прокричала она, и помощник накачал меха еще сильнее.
Металл менял цвет: от оранжевого к ярко-красному, потом к белому. И с каждым новым оттенком в нем проступали странные узоры. Будто кровь воинов создавала собственные рисунки на его поверхности.
Федун, самый молодой из дварфийских кузнецов, пошатнулся. Молот выпал из его рук.
— Держись! — Равенна подхватила его под руку. — Еще немного!
Руки старшего кузнеца дрожали от усталости, его глаза слезились от дыма и жара.
Артефакт, однако, еще не был готов. Он пульсировал слабо, его ритм сбивался, становясь прерывистым.