— И он пошел.
— Он пошел. Потому что любил меня больше собственной жизни, — она вскочила на ноги, глаза горели ненавистью. — А этот мерзавец знал! Знал, что посылает Дурия на смерть! И улыбался мне на прощальном пиру, держал за руку, шептал о нашем счастливом будущем!
Я молчал, размышляя, что ей сказать. Признаться, что именно я убил ее брата? Что Дурий погиб не от когтей зверей или клинков разбойников, а от моего меча? Что последние его слова были проклятием в мой адрес?
М-да. Скажу ей об этом, но позже. Сейчас не время для исповедей.
— Прости, — сказал ей, и это было искренне. Я действительно сожалел о смерти Дурия. Не потому что он был невинен — все темные эльфы в том отряде пришли убивать невинных людей. Но потому что он оказался единственным близким человеком для этой девушки.
— И как я узнаю, что ты не заманиваешь меня в ловушку? — спросил её, отгоняя от себя мрачные мысли.
Темира поднялась и подошла ко мне вплотную:
— Потому что я готова скрепить союз кровной клятвой. На моем родовом кинжале.
Она извлекла из голенища сапога тонкое лезвие с рукояткой из черного металла. Кинжал казался словно живым. По его лезвию пробегали тонкие серебристые узоры, пульсирующие в такт сердцебиению владелицы.
— Клятва на Лунном Лезвии связывает намертво. Кто нарушит ее, тот умрет в мучениях.
Я смотрел на тонкое лезвие в ее руках. Черный металл пульсировал, словно живой. В груди поднималась волна сомнений. Доверять темной эльфийке? Той, чей народ веками предавал союзников?
С другой стороны, выбор невелик. Шестьсот элитных воинов против армии Гаврилы. Без них мы обречены. А клятва на артефакте… Если она готова рискнуть жизнью, значит, говорит правду.
Или это самая изощренная ловушка, которую я видел.
Черт. В конце концов, я уже принял в свои ряды тигролюдей, лешаков, дварфов. Почему не темных эльфов? Если буду отвергать всех из-за предрассудков, далеко не уйду.
Ладно. Решение принято. Я кивнул.
Яромил схватил меня за руку:
— Князь, не делай этого! Нельзя доверять отродью тьмы! Это может быть ловушка!
— Отродье тьмы стоит перед тобой и протягивает руку помощи, — холодно сказала Темира. — А ты, светлый, будь готов обречь весь народ на смерть ради своих предрассудков.
— Хватит! — сказал им обоим. — Яромил, отойди.
Он нехотя отпустил мою руку, но не отошел. В его глазах читались боль и разочарование:
— Ты совершаешь ошибку, князь. Они предавали всех, кто им доверялся. Это у них в крови.
— А у меня в крови — спасать тех, кого никто спасать не хочет, — ответил ему. — В том числе и ее.
Темира провела лезвием по своей ладони. Темная кровь закапала на землю, и каждая капля вспыхивала серебристым светом, касаясь земли:
— Клянусь Лунным Лезвием дома Теней! Клянусь помочь князю Василию остановить Гаврилу Собирателя! Клянусь привести на его сторону оппозиционные кланы! И пусть тьма пожрет меня, если я нарушу эту клятву!
Кинжал в ее руках засветился холодным серебряным светом. Воздух вокруг нее начал мерцать, как от жара. Но не от тепла — от магической энергии, высвобождающейся во время клятвы. По спине пробежали мурашки, на секунду мне показалось, что кто-то могучий, на секунду обратил на нас с принцессой своё внимание. Её клятва принята…
Теперь моя очередь. Я обнажил Крушитель. Синее сияние легендарного меча озарило поляну, заставив отступить тени. Клинок пульсировал, словно живое сердце, реагируя на магию принцессы.
— Клянусь Крушителем! — произнес, проводя лезвием по ладони. Острота легендарного клинка была такой, что я даже не почувствовал боли. — Клянусь признать народ темных эльфов союзниками! Клянусь предоставить принцессе Темире убежище и помощь! И пусть сила этого меча обратится против меня, если я предам данное слово!
Моя кровь коснулась земли рядом с ее.
В тот же миг мир взорвался светом и звуком.
Серебристое сияние Лунного Лезвия переплелось с синей аурой Крушителя, создав спираль энергии, которая поднялась в небо, как столп света. Земля под нашими ногами затряслась. Воздух наполнился звоном.
Я почувствовал, как что-то вторгается в мою душу. Не болезненно, не грубо — скорее как теплое прикосновение. В груди появилась новая пустота, которую тут же заполнило чужое присутствие. Эмоции Темиры хлынули ко мне потоком: решимость, страх, надежда и глубокая, всепоглощающая печаль по умершему брату.
А еще — удивление. Она тоже чувствовала мои эмоции. Видела мою искренность, мое желание защитить слабых, мою готовность умереть за правое дело. И полное отсутствие злобы по отношению к ней лично.