— Значит, ты против Гаврилы? — надежда едва заметно промелькнула в его взгляде.
— Заклятый.
Парень с трудом сглотнул:
— Тогда слушай… Мы не по своей воле… на тебя напали.
— Уже догадался. Яромир опознала некоторых из ваших. Почему крестьяне идут войной на того, кто сражается с их мучителем?
Лицо умирающего исказилось от боли:
— Семьи… — прохрипел он. — Гаврила держит наших жен и детей. Сказал… убьет всех до единого, если не нападем на твою армию.
Вот же сука… Я сжал посильнее рукоять меча.
— Как тебя зовут?
— Борис… Борис Горшков, — с гордостью произнес он. — Из деревни Березовка. Был… был там мастером. Лучшие горшки в округе делал.
— Расскажи мне о семье, Борис.
Глаза парня увлажнились:
— Жена Настенька… краше её во всей волости не было. И дочурка Анютка, ей всего четыре годика. Такая смешная, всё время папу спрашивает, когда новый горшочек слепит… — он замолчал, борясь с подкатывающими слезами. — Гаврила их в клетках держит. Как зверей. Сказал, если принесем голову Разрушителя, отпущу. Если не принесем…
— Сколько вас было?
— Сотню мужиков собрал. Разделил на группы по двадцать. Велел нападать на твою армию по очереди, изматывать. Остальные четыре группы тоже где-то рядом.
Борис закашлялся, из уголка рта потекла кровь:
— Знаешь… я понимал, что это безумие. Что мы, крестьяне, против твоих воинов — всё равно что зайцы против волков. Но выбора не осталось.
— А другие? Все ли думали так же?
— Большинство — да. Но нашлись и такие… которые поверили. Гаврила им наобещал золота, земель после победы. Дураки.
— Где именно он держит семьи?
— В своем логове… — Борис схватил меня за руку с неожиданной силой. — Обещай, что если доберешься до них… спаси мою Настеньку и Анютку. Они не виноваты ни в чем.
— Обещаю.
Парень улыбнулся впервые за весь разговор:
— Спасибо… Знаешь, а я горд… что именно твоя рука меня прикончила. Лучше умереть от легендарного меча, чем от ржавого кинжала какого-нибудь головореза.
Он закрыл глаза, дыхание становилось всё более неровным:
— Одно только жаль… горшочки больше никогда не слеплю…
— Князь, — окликнул меня Яромил. — Что делать с пленными?
Я поднял голову. Рядом стояло человек пятнадцать связанных выживших. Испуганные мужицкие лица, дрожащие руки, потерянные взгляды.
— Радомир, — обратился к старику магу. — Есть способ выяснить их истинные намерения? Отделить принужденных от фанатиков?
Он кивнул и вытащил из инвентаря небольшой серебряный кристалл.
— Это ритуал истинного намерения. Процедура неприятная, но работает безошибочно.
Процесс занял около получаса. Старик по очереди подходил к каждому пленному, тихо произносил заклинание и прижимал кристалл к их лбам. Одних охватывал мягкий синий свет, указывая на принуждение. Других озарял зеленый, выдавая их фанатичную преданность Гавриле.
В итоге из пятнадцати человек оказалось двенадцать подчиненных и трое убежденных.
Я снял веревки с рук принужденных.
— Свободны. Если хотите, можете остаться. Нам нужны люди, чтобы вернуть ваших близких.
Большинство кивнули, кто-то пробормотал слова благодарности. Но один, худой парень лет двадцати, вдруг яростно замотал головой.
— Не буду служить исчадию ада! — заорал он, указывая на Темиру. — Сумеречник слуги Собирателя!
— Успокойся, — начал было, но паренек выхватил спрятанный в сапоге нож и бросился на Темиру.
Она легко уклонилась, а Варг одним ударом повалил неразумного на землю.
— Связать его обратно, — устало приказал. — С ним разберёмся позже.
Инцидент показал главную проблему: в моей армии собрались представители народов, веками враждовавших друг с другом. Солнцепоклонники ненавидят сумеречников. Беженцы не доверяют бывшим рабам. Бывшие рабы презирают трусливых новобранцев. А теперь еще и принужденные крестьяне…
Я отошел от толпы и уселся на поваленное дерево, пытаясь привести мысли в порядок. Крушитель лежал рядом, его сияние успокоилось до едва заметного голубоватого свечения.
Как, черт возьми, из этого месива сколотить боеспособную армию?
В прошлой жизни я командовал военными. Людьми одной страны, одной культуры, объединенными общими ценностями и дисциплиной. Здесь же у меня под началом оказалась пестрая толпа, где каждая группа тянула одеяло на себя.
Солнцепоклонники Яромила держались особняком. Дисциплинированные, но высокомерные. Они считали себя элитой и презирали «варваров». Сумеречники Темиры знали свое дело как профессиональные убийцы, но им никто не доверял. Все помнили об их связи с Гаврилой. Освобожденные рабы под командованием Костолома жаждали мести. Их боевой дух больше напоминал ярость берсерков, чем холодную решимость воинов. Беженцы проявляли храбрость, но им не хватало подготовки. А новобранцы… те вообще готовы были сбежать при первой опасности.