В километре слева от меня начинался густой лес. Туда и надо идти. Можно свернуться калачиком под корнями дерева, накрывшись листьями. Если повезет, попью крови насекомых или каких-нибудь мелких зверушек. Вариант, конечно, не идеальный, но все же лучше, чем стоять здесь или ползать по скользким скалам в поисках пещеры.
Добираясь до леса, я несколько раз падал. Это неудивительно — я вообще поражался тому, что способен куда-то идти. Упав, я пару минут лежал в снегу, собирая остатки сил, а потом рывком поднимался на ноги и, спотыкаясь, шел дальше.
Лес впереди так и манил к себе. Главное — добраться до деревьев, а там все будет в порядке. Эта уверенность помогала мне идти. Без нее я бы не смог двигаться дальше.
До окраины леса оставалась всего какая-то сотня метров, когда силы окончательно покинули меня. Прерывисто дыша, я лежал на снегу и понимал, что больше не могу. Передохнув пару минут, я снова попытался встать: поднялся на колени, а потом бессильно рухнул в снег. Бесполезно. Полежав несколько минут, еще раз сделал попытку подняться. И опять упал — на этот раз лицом в снег, и даже на спину перевернуться не мог.
Какой жуткий холод! Человек уже давным-давно бы замерз. Я был жив только потому, что в моих венах текла кровь вампира. Но даже она начинала замерзать. Я был истощен и окончательно обессилел.
Теперь мне конец.
Я жалобно заплакал. Слезы замерзали на щеках. Снежинки налипли на ресницы. Но не было сил даже поднять руку, чтобы смахнуть их. «Какая страшная смерть!» — пронеслось в голове. Осталось пройти всего каких-то сто метров. Стыдно упасть здесь и умереть так близко от спасительных деревьев. Надо было тогда подольше отдохнуть в пещере внутри Горы — и сейчас у меня остались бы хоть какие-нибудь силы. А теперь…
Мои мысли прервал звонкий лай. Я уже закрыл глаза и начал погружаться в смертельный сон, но, услышав лай, снова открыл их. Голова не поворачивалась, а глаза залепил снег, поэтому я мало что видел, но, глянув в сторону леса, все же сумел различить очертания какого-то существа, которое неслось ко мне по снегу. «Замечательно, — саркастично подумал я. — Этого мне только не хватало! Сейчас на меня набросится дикий зверь и сожрет живьем! Хуже быть уже не может!»
Зверь приближался. Обреченно закрыв глаза, я надеялся, что мое тело закоченело достаточно, чтобы не почувствовать звериных клыков, когда тот будет раздирать мою плоть. Сопротивляться я все равно не мог — сейчас меня могла бы легко сожрать даже белка.
Я ощутил на своем лице чье-то горячее дыхание. Зверь лизнул меня в нос. Я содрогнулся. Он снова лизнул — на этот раз в щеки и уши. Потом слизал снег с моих глаз.
Что происходит? Может, хищник собрался сначала вылизать меня дочиста, прежде чем съесть? Но такого не бывает. В чем же дело? Я пригляделся. Зверь отбежал немного. И когда мне наконец удалось его рассмотреть, у меня отвисла челюсть от удивления. Губы задрожали. Тихим, дрожащим голосом я изумленно пробормотал:
— Руди?
ГЛАВА 5
Когда мы с мистером Джутингом, Хоркатом и Гэвнером шли к Горе, часть пути нас сопровождал этот волчонок — Руди. С ним были две волчицы и матерый волк, которого я назвал Гром. Потом они ушли, чтобы примкнуть к другим волчьим стаям, бродившим вокруг Горы.
Руди с радостным лаем носился вокруг меня. С тех пор как мы с ним расстались, он немного подрос. Клыки стали длиннее и шерсть гуще. Я с трудом поднял голову и слабо улыбнулся.
— Я попал в беду, Руди, — проговорил я. Он лизал мне руки, но, услышав эти слова, навострил уши и поглядел так серьезно, как будто все понял. — В большую беду, — тихо повторил я и снова отключился.
Руди терся носом о мою щеку. Нос был влажный и теплый. Облизав мне все лицо и уши, он прижался ко мне, стараясь согреть. Наконец, поняв, в каком я состоянии, он отступил на шаг и завыл. Через мгновение из леса появился еще один волк, крупнее Руди. Его я тоже прекрасно знал.
— Гром, — прошептал я, когда волк осторожно подошел ко мне.
Он навострил уши и, узнав мой голос, тут же бросился ко мне. Руди продолжал лаять, и Гром рявкнул на него, приказывая ему замолчать. Затем волк обнюхал меня с головы до ног и что-то тихо прорычал. Руди понял, что от него требовалось: оба улеглись рядом со мной, почти полностью закрыв меня своей шерстью, согревая.
Уже через несколько минут мне стало теплее. Я размял закоченевшие пальцы. Потом свернулся калачиком, чтобы волкам было удобнее согревать меня, и зарылся лицом в теплый загривок Руди. Мы лежали так очень долго. Время от времени волки подвигались, чтобы согреть меня со всех сторон. Наконец Гром поднялся и залаял.
Я попытался встать на ноги. Не вышло. Покачал головой и застонал;
— Бесполезно. Не могу.
Волк внимательно посмотрел на меня и вдруг укусил за ягодицу! Взвизгнув, я инстинктивно откатился в сторону. А когда Гром снова двинулся на меня, испуганно вскочил на ноги.
— Не подходи, гадкий ты!.. — крикнул я. И осекся. — Я стою! — вырвался у меня удивленный шепот.
Гром тихо гавкнул, куснул меня за ногу и повернул голову в сторону леса. Устало кивнув, я поплелся к деревьям, а волки затрусили рядом.
Идти было тяжело. Обессилевший и закоченевший, я то и дело спотыкался и падал. Но Руди и Гром не позволяли мне сдаться. Каждый раз, когда силы мои были на исходе, они прижимались ко мне, согревали своим дыханием или покусывали — все для того, чтобы я шел дальше. В какой-то момент я просто вцепился в густую шерсть на холке Грома, и он тащил меня по снегу.
Не знаю, по какой причине они со мной так возились. Обычно дикие звери бросают сородичей, у которых нет сил бежать вместе со стаей. Может, помогая мне, они хотели отблагодарить вампиров, которые во время Совета отдают волкам все остатки трапезы. А может, они почувствовали, что я не безнадежен.
Мы шли очень долго, но наконец вышли на поляну. Там я увидел огромную волчью стаю — волков двадцать-тридцать, разных подвидов: по-разному сложены, цвет шерсти отличается. Одни спали, другие играли, третьи ели или вылизывались. Когда я появился на поляне, все с подозрением уставились на меня. Один из волков, крупный, темного окраса, подбежал ко мне, обнюхал и угрожающе зарычал. Шерсть у него на холке встала дыбом. Но Гром вступился за меня и рыкнул на него. Несколько долгих секунд они стояли так, друг против друга, а потом темный отбежал в сторону.
Руди с лаем бросился следом, но Гром коротко рявкнул на волчонка, и тот, поджав хвост, вернулся к нам. Я еще тупо разглядывал волков, а Гром уже подталкивал меня к волчице, которая кормила трех совсем маленьких волчат. Когда мы приблизились, она заслонила волчат лапой и зарычала. Гром заскулил и лег на землю, показывая, что у него мирные намерения.
Волчица успокоилась. Тогда Гром посмотрел ей прямо в глаза. Она гавкнула. Гром обнажил клыки, гавкнул в ответ, царапнул когтями снег прямо перед ее носом и снова посмотрел ей в глаза. Волчица понурила голову, но промолчала. Гром подтолкнул меня, я шлепнулся на землю. Он еще раз ткнулся в меня носом, и я понял, что он имеет в виду.
— Нет! — воспротивился я. Внутри у меня все похолодело. — Ни за что!
Гром зарычал и снова подтолкнул меня. Сил спорить не осталось. К тому же он не так уж плохо придумал: я замерз и так оголодал, что не смог бы сам есть. Гром прав: надо сначала подкрепить силы чем-то теплым, что не надо жевать.
Я лег на живот и подполз к волчице. Осторожно подвинул волчат. Те сперва залаяли, но потом, обнюхав меня, приняли как своего. Я придвинулся к животу волчицы, еще секунду колебался, а потом с глубоким вздохом взял губами набухший от молока сосец и принялся пить.
ГЛАВА 6
Волчица обращалась со мной так же, как и со своими тремя волчатами. Она заботилась о том, чтобы мне всегда хватало молока, согревала меня лапами, облизывала мне лицо и за ушами, чтобы помыть (когда мне нужно было в туалет я отползал в сторонку!). Я провел с ней несколько дней, восстанавливая силы. Чтобы согреться, я прижимался к ней и малышам, а когда хотел есть, пил ее молоко. Оно было невкусное, но жаловаться в моем положении было нелепо.
Скоро я пошел на поправку, и тут у меня стали болеть многочисленные порезы и ушибы. Все мое тело покрывали синяки. Порезы оказались не очень глубокими, к тому же они быстро затянулись из-за холода, но болели они ужасно. Я мечтал о целебной паутине, которую доставал для меня Себа.