Он подождал, пока над головой — по дощатому настилу — вновь не простучат сапоги стражи. Затем, все так же удерживая тело на весу и не привлекая внимания воинов, расхаживавших сверху, перебрался к деревянной лестнице справа. Спускаться по ступенькам Итиро, правда, тоже не рискнул, доверия они ему не внушали — могли скрипнуть под ногой в самый неподходящий момент. Вниз Итиро скользнул по толстому опорному столбу.
Очутившись под лестницей, он внимательно осмотрел двор — тесный, грязный, плотно застроенный конюшнями, мастерскими, амбарами, складами и жилыми помещениями для воинов и прислуги. В некоторых окнах горел свет, откуда-то доносились приглушенные голоса, но сам двор был темным и безлюдным.
Да, тот идзинский самурай из мостовой стражи, что раскрыл ему план замка, воссоздал в памяти все правильно. Крепостной двор располагался между внешней — неприступной на вид, но уже преодоленной Итиро — стеной и не менее внушительной внутренней цитаделью, крепостью-в-крепости, в самом центре которой возвышалась главная замковая башня — огромная, массивная, округлая. К этой башне вели несколько галерей, и на них, увы, тоже хватало вооруженных воинов и факельного света. Да и на верхней площадке башни горели огни и маячили тени дозорных.
Итиро снял железные когти с рук и шипы с ног. Укрываясь в тени, он осторожно двинулся к внутренней цитадели. Но не успел пройти и половины пути, как вдруг…
Итиро замер на полушаге, оборвал дыхание на полувздохе. Совсем рядом — за углом — стукнула распахнутая дверь. Из низенького домика с каменными стенами и соломенной крышей вышли, позвякивая железом, двое вооруженных людей. Он их пока не видел — только слышал. По звуку и определил, что двое, что вооружены и что оба находятся на расстоянии вытянутой руки с мечом…
Прижавшись к стене, Итиро поднял правую ладонь. Нащупал над плечом рукоять сикоми-дзуэ. Пальцы сомкнулись вокруг теплого дерева, чуть провернули меч. Теперь можно, вырвав клинок из ножен, сразу же и ударить. Если придется убивать, то сделать это нужно быстро и, по возможности, незаметно. Но лучше бы не…
Не пришлось!
Бряцая доспехами, сонные идзины пробрели мимо, так и не заметив чужака. Железные рубахи, низко надвинутые шлемы с широкими полями, копья… Один едва не коснулся руки Итиро, согнутой в локте.
Воины пересекли двор и скрылись в небольшой каморке у крепостных ворот. Итиро убрал вспотевшую ладонь с рукояти меча, подавив вздох облегчения. Легкие он наполнял постепенно — мелкими глотками. И на каждый глоточек — маленький пружинистый шажок. Назад, прочь от опасной двери. Итиро отступил вовремя: у ворот показалась еще пара идзинов. Эти следовали уже в обратном направлении — туда, где только что стоял Итиро. И эти шли с факелом.
«Привратная стража, — догадался он, — меняются».
На всякий случай Итиро отступил от факельного света в приоткрытую дверь конюшни. И — новый звук, совсем рядом. Рука вновь дернулась к мечу. Но нет, на этот раз ничего страшного. Всхрапнула лошадь. Лошадь — не опасна. Хорошо, что в этой части замка нет псарни. Судя по тому, что Итиро узнал от идзина, охранявшего мост, собак держали на противоположной стороне крепости — за внутренней цитаделью. А ветер сейчас как раз дул оттуда. Псы не должны почуять Итиро.
Псы — нет, но что ЭТО?!
В углу конюшни задвигалось свежее, неподсохшее еще сено. Итиро оценил ситуацию мгновенно. На небольшом — ему по пояс — стожке, под грубой рогожей — два тела. Обнаженные. Мужское и женское. Все ясно. Слуга какого-то самурая уединился с девицей из замковой челяди в укромном уголке. Не повезло…
Любовники уже выпростались из-под грязной тряпки, вертят головами и растерянно хлопают глазами. Слабые отблески факела с улицы едва-едва пробиваются сквозь щели в дощатых стенах конюшни. Света мало, но и темнота — не кромешная.
Заметили его? Не успели? Успели… Два бледных лица повернулись к Итиро. Проклятье! Так бывает всегда: сложнее всего укрыться от того, кто таится сам.
Да, точно заметили! Вон, глаза распахнуты во всю ширь (до чего же все-таки широки они у идзинов!). И уже разинуты рты…
Закричат! Даже если захотят не кричать — все равно закричат. Страх, проникший в души тайных любовников, сейчас сильнее, чем нежелание привлекать к себе внимание.
Но синоби быстрее страха.