— А как же с ними дел не вести, когда лавки по всей округе заколочены? А зимой что жрать будем? На мясе и черемше не вытянем! Соли нет, пороха нет, одежда худая!
— Молчать! — гаркнул я: — У меня на юге всего этого добра — магазины ломятся. Сейчас вы все расходитесь, пусть останутся пять человек, из самых уважаемых, и мы с ними обговорим, какого товара и по какой цене вам надо. Только сразу скажу — не вздумайте меня обманывать. Если скажете, что морковка за фунт в вашей лавке продавалась за четыре копейки, а окажется, что по книгам учета цена этой морковки — гривенник… Кто мне соврет, того будут нещадно пороть кнутом за обман, и поверьте, соль, чтобы отмочить кнут в соляном растворе, чтобы урок впрок пошел, я достать сумею, у тех же остяков их горькую соль куплю.
— Все меня услышали? А теперь по домам, готовьтесь к торжественной встрече своей правительницы…
И на этой мажорной ноте должна была закончиться эта встреча с населением, электоратом, можно сказать, но из потянувшейся расходиться толпы снова раздался чей-то голос:
— Ваше величество, а нам бы разъяснение получить по одному вопросу! Вот вы сказали, что госпожу звать Ванда Гамаюновна. Общество желает прояснить, что госпожа имеет отношение в срамной девке Ванде-манде, про которую еще картинки приказчик привозил и на площади зачитывал?
— Ты выйди из толпы, мил человек, а то мне так несподручно с тобой разговаривать…- ласково предложил я, но к сожалению, никто не стал ко мне проталкиваться.
— Ну ладно, я вам всем так скажу. Эти лживые картинки враги владелицы вашей распространяют. Но они то враги, мы с ними, придет время — разберемся, вон сколько у вас сосенок небольших вокруг растет, удобно человека на них насаживать. Но если Ванда Гамаюновна от вас такие слова услышит…Ну вы тоже ее должны понять — несколько раз враги пытались убить, наследника погибшего мужа в чреве носит, гормональный фон нестабильный, эмоции скачут — просто сгоряча прикажет язык такому болтуну вырвать и все. Потом, конечно, поплачет, пожалеет человека, но вам то это не особо поможет, правда? Так что берегите свое здоровье, больше гуляйте, дышите воздухом и меньше болтайте…
Вполголоса обсуждая, означает совет «дышать воздухом», что вешать будут, народ начал торопливо расходиться, а я пошел в кабак, ожидая прибытия делегации выборных.
Встретил городок Самарово прибытие своей владычицы как положено — связали из травы и веток триумфальную арку на причале, поднесли хлеб с солью, надеясь, что Ванда не будет пробовать ни того, ни другого. Умытые жители трижды прокричали «Ура!», на чем официальная программа торжественного въезда законодательной и исполнительной власти в населенный пункт была выполнена, и я вслед за Вандой поднялся в княжескую каюту на «Рюрике» (в поселке не было помещений, подходящих по комфорту).
— Докладывай…- резко бросила мне Ванда, усевшись в кресло, стоящее у журнального столика. Видимо, успела хорошо вжиться в роль «матери драконов».
— Ты, мать, берега не попутала? — я повесил пыльник на крюк и подтянул к себе стул: — Если мои офицеры тебе лихо честь отдают и ты, в связи с этим, что-то себе там на придумывала, то ты только скажи — мы это дело мигом поправим, тем более в местных краях у тебя репутация очень неоднозначная.
— Прости…- помолчав минуту и одарив меня нехорошим блеском глаз, девушка покаянно склонила голову: — Не могу быстро перестроиться из роли, что я владычица местных мест…
— Насчет владычицы — с этим еще надо работать и работать, потому как пока у тебя здесь другой образ… — я выложил на столик несколько лубочных картинок, на которых развеселая девица Ванда в основном совокуплялась, менялись только партнеры и их количество. Одна картинка вызвала у меня вопросы — кто на ней нарисован — олень или местная вариация чёрта.
— Это что⁈ — Ванда отбросила картинки от себя с таким выражением лица, будто случайно погладила живого таракана.
— Ни что, а кто. Авторы сих рисунков уверены, что это ты, даже подписали везде — «Ванда-манда и десять гвардейцев». С местными то я разберусь — сказал, что кто что-то подобное скажет, языки рвать будем. Надо еще награду, небольшую объявить, кто донесет на таких болтунов. Но вот со светом-то что делать? Ты же не будешь вечно здесь прозябать?
По тому, как передернуло княгиню я понял, что жизни в этих суровых местах она не видит, а хотела бы немедленно мчаться в блистательный Ярославль или Воронеж…
— Вот гляди, что я на досуге набросал…- я протянул девушке, наскоро сшитую суровой нитью, стопку густо исписанной бумаги.