Не менее разнообразен был набор боевых наголовий. На прилавках лежали «ерихонки», «мисюрки», традиционные русские «шишаки», дешевые «бумажные шапки». Там же можно было увидеть наножники и налокотники.
Надолго задержался Бежецкий в лавках, торгующих холодным оружием. Здесь, он увидел изящную шпагу в кожаных ножнах. Она одиноко лежала среди дорогих персидских и турецких сабель дамасской стали и недорогих русских. Его внимание привлекла ее сложная гарда, которая должна была надежно защищать пальцы руки. В верхней половине двухлезвийный клинок был украшен вытравленным и позолоченным растительным орнаментом. Андрей присмотрелся к вырезанной на клинке надписи в картуше. «Толедо, 1583 год» — прочитал он текст, написанный латиницей. На другой стороне клинка стояло имя мастера.
— Господин сомневается? — спросил его продавец, смуглолицый мужчина, с золотой серьгой в ухе.
Вытащив шпагу из ножен, он другой рукой взял ее за острие и спокойно притянул к эфесу. Клинок согнулся в дугу, но не сломался. Продавец отпустил острие. Клинок, со свистом разогнувшись, принял прежнюю форму. Таким образом, продавец показал покупателю, что его товар и есть исключительно гибкий толедский шпажный клинок, который в оружейных лавках Испании продается свернутым в кольцо.
— Сколько? — спросил Андрей.
— Пять рублей! — назвал цену продавец.
— Я подумаю, — пообещал Бежецкий и пошел к выходу. Покупать он ничего не стал потому, что еще не знал, как захочет биться Коробьин: конным или пешим. От этого зависел выбор оружия.
Вечером к нему приехал Бекман. Он был у Бухарина, стряпчего Коробьина. От него стало известно, что Коробьин будет биться пешим.
— Не завидую я тебе князь! — сказал Андрею Елизар Романович. — Много ли у тебя сил осталось после болезни. Сможешь ли поле отстоять? Коробьин не в пример тебе бугай здоровый!
— В поле две воли, чья правее та и сильнее! — ответил юноша.
— Согласен! — тяжело вздохнув, произнес поручник. — Но все же. Когда наденешь броню и шлем, возьмешь в руки сабельку и щит, сразу почувствуешь, как это на себе пуд железа таскать. А еще четвертью пуда наносить удары и защищаться! Если силы равные, победит тот, кто выносливее, меньше устанет! Ты когда последний раз броню надевал?
— Еще ни разу! — ответил Андрей.
«Горе то, какое! — обуреваемый мрачными предчувствиями, думал Бекман, уходя от него. — Убьет его Коробьин!».
Никодим, присутствовавший при этом разговоре был расстроен не меньше Елизара Романовича. «Как же так? — переживал он. — Только нашел молодого князя и могу его навсегда потерять! Был бы помоложе, встал бы у поля вместо него!». Поразмышляв, Никодим по своему решил помочь своему хозяину. Утром следующего дня он отправился к Александре.
— Ну, что у тебя старый случилось? — прошамкала ему старуха. — Опять твоего князя, что ли отравили?
— Хуже, еще хуже! Выслушай меня Сашенька! — попросил Никодим.
— Рассказывай! Что у тебя там? — сев на лавку, приготовилась его выслушать знахарка.
Никодим, тяжело вздыхая, приступил к рассказу. Александра молча слушала его.
— Убьет его недруг! — закончил свой рассказ старик.
Убьет! — согласилась знахарка. — Жаль! Я столько сил потратила, столько ночей не спала, чтобы вырвать его из лап смерти. И все напрасно!
— Александрушка! — жалобно произнес Никодим. — Помоги!
— Помогу! По старой дружбе! — пообещала знахарка. — Хотя знаю, денег у тебя старый нет, потому, что все отдал своему молодому хозяину. Но мне и тех достаточно, что ты мне заплатил за его лечение.
— Деньги есть! Приберег на черный день! — ответил ей старик, показав вынутый из кармана золотой. — Бери!
Взяв золотой, старуха ушла за печь, в свою комнатку за стенкой. Вернулась она с маленькой глиняной баночкой, с крышкой, запечатанной сургучом.
— Перед боем пусть выпьет настойку из этой банки! — посоветовала она, передавая баночку Никодиму.
— Это колдовская вода? — спросил старик.
— Боже мой, какие вы все дремучие! — устало вздохнула Александра. — Это настойка рвотного ореха, который произрастает в теплых краях, там, где живут слоны. Его порошок мне продал на базаре один перс.