— Наймита хочу выставить вместо себя! — нагло заявил он судье князю Куракину.
— Не уж то захворал князь! — подозрительно оглядывая Коробьина, спросил Куракин. — Что-то не видно по тебе!
— Уповаю только на помощь господа! — ответил Коробьин. — Из последних сил держусь!
— Что скажет истец? — обратился к Бежецкому судья.
— Ты погоди судья! — попытался остановить Куракина Бекман. — Пусть для начала назовет его?
— Вот он! Посадский человек Григорий Шибаев! — показал Коробьин на вышедшего в центр поля богатырского вида человека. На нем блестели вороненой сталью ряды пластин юшмана, голову покрывала «мисюрка» с «бармицами» до плеч, ноги защищали железные поножи, а на поясе висела тяжелая турецкая сабля, украшенная драгоценными камнями. В руках он держал небольшой круглый щит.
— Неуместно князю биться с посадским человеком! — заявил Елизар Романович, посовещавшись с братьями.
— Не спеши Бекман решать за истца! — возразил ему судья. — Пусть он сам скажет.
Андрей оглядел наймита. Страшен был его вид. «Отказаться? — подумал юноша. — Присудят победу Коробьину! Нет! Стоять, так до конца!».
— Я, готов! — лаконично ответил он.
Судья дал команду стрельцам разогнать собравшихся зевак за границы поля. Несмотря на угрозу попасть в тюрьму, за невыполнение требований стрельцов, находились упрямцы, старающиеся нарушить границы поля. Только после того, как один из них был избит древками бердышей, поле очистилось. Бойцы заняли исходные места в углах поля, а их стряпчие и поручники встали по его границам. Тут же расположился на коне судья князь Куракин, рядом с которым стояли дьяк Клобуков и приказные люди. Увидев, что все разместились на положенные места, судья толкнул вперед одного из приказных. Это был бирюч.
— Православные люди! — закричал бирюч, выйдя в центр поля. — Начинается судный бой между князем Андреем Михайловичем Бежецким и царским стольником князем Юрием Феодосьевичем Коробьиным, который выставил вместо себя наймита, посадского человека Гришку Шибаева. Князь Бежецкий обвиняет князя Коробьина в попытке его отравления. Православные люди! Молитесь пресвятой Троице, дабы она даровала победу правой стороне!
Шумевший до этого люд замолк. Все взгляды присутствующих в этот миг были нацелены на бойцов.
Шибаев, бодро переминаясь с ноги на ногу в своем углу, бросал свирепые взгляды на своего противника, изображая готовность разорвать его на клочки. Андрей стоял неподвижно, пристально смотря в небо, словно пытаясь, что-то увидеть на нем.
— На что он надеется? — кто-то громко сказал в толпе. — Без брони и с игрушечным мечом на такого бугая! Убьет его Гришка!
— Да на что ему надеяться-то! Такому хлипкому! — поддержали его со смешком. — Видишь, в небо смотрит, просит Бога, чтобы к себе поскорей забрал!
— Приступайте! — объявил бойцам судья.
Шибаев быстрым шагом поспешил к князю. Андрей также двинулся навстречу ему, чтобы иметь за спиной место для маневра. Прикрыв лицо щитом, Григорий занес руку с саблей для удара, чтобы одним махом рассечь своего противника, но тут же опустил ее, почувствовав в запястье болезненный укол шпагой. Не замахиваясь, он махнул ею снизу и от себя, пытаясь скользящим ударом настичь князя, но клинок просвистел в пустоту. Князя на этом месте уже не было, а с той стороны, где он оказался, отдалась болью от очередного укола голень ноги. Поняв, что одним махом ему с противником не разделаться, Шибаев приступил к планомерной осаде. Кружа вокруг него, он долго выбирал позицию для атаки, чтобы, внезапно рванув вперед, достать противника острием сабли. Но князь всегда был начеку, и Григорий оставался наедине с пустотой, получив болезненный укол в руку с саблей или ноги. В толпе стояла глухая тишина. Зрители, не воспринимая уколы шпагой всерьез, не понимали, почему богатырь Шибаев не может разом поразить своего почти безоружного противника, который к тому же постоянно убегает от него.
В это время в толпе началось какое-то волнение. Забыв о бойцах, все повернули головы к месту у поля, где сидя на вороном жеребце, наблюдал за поединком судья. В сопровождении свиты богато одетых конников, к нему подъезжал какой-то важный господин. Упряжь его арабского скакуна была обильно украшена золотом и серебром.