Меч начинался с заготовки. Нужно было получить хороший исходный материал, в котором заложены качества будущего изделия. Куски болотной руды разогревали в специальной печи, после чего тщательно проковывали - порода, окислы и другие примеси отходили, доброе железо оставалось. Процесс повторялся несколько раз.
- Чтобы дурь всякая из железа наружу вышла, - говорил Людота.
Потом кусок прокованной руды бросали во дворе месяца на два - под дождь и солнышко. Затем снова проковывали:
Существовали десятки технологических приемов создания меча, клинок которого будет сочетать в нужных местах и в необходимых пропорциях твердость, вязкость, гибкость. Лезвие не будет тупиться или выкрашиваться после ударов по самому твердому металлу, меч не сломается и не погнется, приняв чужой удар плоской стороною-голоменью. Об этих профессиональных приемах выковки меча знали многие кузнецы, но мастерски владели ими единицы.
Хороший меч делали сварным. Тонкую полосу насыщенного углеродом железа в процессе ковки покрывали с двух сторон железом с меньшим содержанием углерода. Сталь, если ее разумно закалить, держала заточку и не боялась встречного металла, а железо обеспечивало вязкость и прочность. Хитрость заключалась в умении сварить, угадав температуру и для стали и для железа. Да и закалить такой меч не просто - при резком охлаждении сталь и железо вели себя по-разному.
Но Людота работал иначе. Он брал два разогретых прутка - стальной и железный - скручивал их в жгут, проковывал в полосу, сворачивал вдвое и снова проковывал. И так десятки раз. Потом разрезал полосу вдоль на несколько прутков, скручивал их и снова проковывал. Время от времени в полосу добавлялись пучки стальной проволоки.
Вроде нехитро, ан нет - секрет заключался в узком температурном диапазоне, который нужно было поймать: И снова заготовка вылеживала месяц-другой, чтобы ослабело внутреннее напряжение.
- Чтобы успокоилась и зла на молот не держала, - говорил Людота.
К черенку будущей рукоятки тело меча должно быть толще и массивнее, а угол наклона плоскостей, образующих лезвие, тупее. Дол* к острию сужался и мельчал. Если не сформировать это при ковке, то потом не все шлифовкой можно поправить.
Меч-заготовку откладывали. Через некоторое время он снова покажет свой упрямый характер и искривится - опять надо править.
Но пора начинать черновую шлифовку. Дело трудоемкое, требует терпения, крепкой выносливой руки, верного глаза. Шлифовали на плоских камнях, перемещая меч по камню. Вжик-вжик, взад-вперед - и так не один день. Работу эту Людота доверил Роману:
- Любишь по двору на руках ходить, так эта работа еще лучше жилы крепит, - смеялся Людота.
Потом за дело с молитвами и старинными заговорам принимался мастер - наступала очередь закалки. Вот чему можно было учиться всю жизнь, но так и не постичь этого. Температура нагрева определялась "на глазок" - по цвету нагретого металла. Твердость после закалки определялась по цветам побежалости - оттенкам цвета, которые возникали на закаленном металле. Их Людота различал десятки. Охлаждать каждую часть меча следовало по-разному: что в воду, что в масло, а что с переносом из воды в масло.
Но вот клинок закален. Людота еще раз придирчиво и с некоторым страхом осматривал расцвеченное после огня тело меча. Это целая радуга - в каждой части лезвия должен быть свой оттенок: от "полового"* до "померклого". Проверял на звон, подвесив меч на конском волосе и простучав его молотком от острия до черена, скреб пятерней в затылке и, ворча на собственную нерадивость и неудачность, клал клинок в печь на отпуск. Передержишь в печи - твердость уйдет, недодержишь - клинок получится хрупким.
Последнюю шлифовку Людота делал сам - мелким протертым песком. Потом клинок протравливали кислотой - выявлялся красивый рисунок, - как правило, "елочный" по серому фону. Чем фон ближе к черному, тем работа считалась удачнее. И уж в самом конце многомесячного процесса полировка песком, от раза к разу все более мелким, почти пылью - и до зеркального блеска.
Заточкой Людота не занимался - для этого были особые мастера со своими секретами. Да и рукоятки-крыжи к мечам делал не часто - разве что для Срезня по его просьбе.
Каждый меч Людота начинал с того, что шел в церковь и ставил свечку Николаю-Угоднику, считая его покровителем кузнецов, и Илье-пророку, как правопреемнику бога пращуров Перуна.
Если меч удавался - Людота устраивал себе и ученику пару выходных дней. А если нет - уходил в недельный запой, а потом начинал все сначала. Про запои рассказывала Марфа, при Романе же работа у Людоты ладилась.
- У Ромши легкая рука, - говорил Людота.
Более всего радовала его добрая, с душой сделанная работа - как своя, так и чужая: будь то меч, кольчуга, изба, или другая плотня.
- А как же, - говорил мастер. - Ладная вещь - она от Бога.
На своих мечах он ставил клеймо: "Людота-коваль*".
- Княжьи войны да усобицы забудутся, а меч моей работы, глядишь, и напомнит русскому человеку обо мне, грешном. - И добавлял ободряюще: - И ты, Ромша, скоро мечи ладные делать будешь - лет через десять.
Вечером, накормив кузнецов, Марфа упрекала мужа:
- Совсем загонял парня. Глянь-ка - кожа да кости. На него ни одна девка не глянет.
- Ничего, - смеялся Людота. - Ты меня не испугалась, когда я к тебе сватался. А работы срочной еще дня на два, а там роздых.
И правда, через пару дней, возвратившись с учебы, Роман застал Людоту навеселе. Тот сидел на ступеньках крыльца с гуслями на коленях и, как мог, извлекал звуки из древнего, рассохшегося инструмента. Пытался что-то петь.
- Помолчи-ка, отец, - Марфа дождалась, когда муж притихнет: - Слышь, собаки тебе подвывают?
- Глупая баба, - Людота со вздохом обратился к Роману. - Ничего в музыке не смыслит. Ну-ка, сыне, сыграй, покажи, что кузнецам любое дело по плечу.
Инструмент был специфичный и дался Роману не сразу. Все время хотелось переделать его на манер гитары. Да и поучиться не у кого. Месяца три мучился, но гусли звончатые двенадцатиструнные поддались.
Под гусли полагалось петь. Пришлось перевести на древнерусский несколько известных Роману народных песен - не петь же из "На-Ны". Вспомнилось до обидного мало.
- Чудно, - сказала Марфа, в первый раз услышав "Эх, мороз, мороз". - Как будто в райских кущах песню сложили.
- В раю мороза не бывает, - с юмором возразил Людота. - Да и не рай это вовсе, раз мужик к жене едет.
Ему больше понравился "Черный ворон":