Умные мысли по поводу сравнительной историографии из головы как ветром выдуло:
Словарь:
вретище - бедная одежда из грубой ткани
смага - жар, огонь
по-фряжски - по-итальянски
корчага - горшок
Корсунь - город на Черном море
ляхи - поляки
угры - венгры
свеи - шведы
полуденные - южные
опричь - кроме
Глава одиннадцатая
НА ЗАСТАВЕ
(конец сентября, октябрь 1184 года)
Через пару дней после завершения воинских уроков Срезень, случайно встреченный Романом, с укором спросил:
- Ты что же на службу не являешься? - С усмешкой покосившись на княжьих цветов кисть темляка от засапожника, старшина добавил: - Хватит перед девками бахвалиться - чтобы завтра на заставе был:
Казачья застава угнездилась там, где много позже куряне-казаки поставят на красивом пригорке Вознесенскую церковь.
Прочные дубовые стены, четыре рубленые башни по углам и одна над воротами. Внутри помещения для жилья, амбары, конюшни, сеновалы. Посредине обширного, чуть ли не в гектар, двора стройно возвышался терем воеводы, а рядом, соперничая с ним красотою и добротностью, стояла церковь, одноименная со своей далекой по времени преемницей. Здешний молодой поп мало походил на священнослужителя: и на кулаках горазд подраться и мечом помахать.
В заставе жили и несли службу курские дружинники: кто-то временно, в свой черед - у кого в городе семья и жилье, а другие постоянно - у тех ни кола, ни двора. Как раз последних-то исстари и называли казаками.
Служба дружинная не мед, хлопот много: летом то ли в поход военный, то ли в порубежный дозор, а зимой - дань собирать с княжьих земель, да лихих людей щучить.
Делилась дружина на две части: старшую и младшую. В старшей вояки опытные, за плечами не одна военная кампания, а на теле шрамов не перечесть. Эти из казаков, а потому жизнь им не дорога.
Чтобы тебя приняли в старшую дружину, надо было начинать службу смолоду, пройти без изъянов и нареканий все этапы в дружине младшей - в гриднях. Туда тоже брали с разбором: сначала походи в детских, а то и в трудниках. И тех и других не только готовили к воинской службе, но и без поблажек использовали на хозяйственных работах. Разница между трудниками и детскими в том, что последние были из воинских родов, где кормильцы пали на войне. С детских спрос особый - коль на воинскую стезю ступил, то ленью и нерадивостью памяти отца не марай.
Соблюдался запрет на кулачные драки даже в порядке спортивного состязания - оберегалось дружинное братство. По велению князя и по давней традиции драться на кулаках дружинникам разрешалось только с равными себе по воинскому рангу из дружин других князей. И если для горожан соперничество между слободами, концами и улицами была повседневностью, то обитатели Казачьей заставы быстро забывали былые размолвки и становились "княжьими курянами", которые в любых обстоятельствах стояли друг за друга и за своего князя горой:
Тяготы Казачьей заставы были по плечу не всякому. Из молодых парней, что намеревались стать профессиональными воинами, даже до младшей дружины доходили немногие. Из дружинников-гридней доживали до старшей дружины и того меньше - в бою дружина младшая всегда впереди, а опыта настоящего еще маловато. Так что, коли за княжий стол сесть хочешь и побратимом воеводы прослыть, то учись воинскому мастерству без лени.
А у кого учиться, как не у стариков, коим рядом со смертью удалось прожить долгую жизнь? Стало быть, благоволит к ним Господь, от него и удатность боевая, часть которой, глядишь, и на учеников перейдет. Может и слово тайное ему ведомо, в сече лютой от вражьего железа оберегающее? Такой дед и меч-то с трудом поднимет, под кольчугой гнется, но научит молодого лучше некуда - его наука шрамами да боевыми рубцами на его старой шкуре записана.
Как правило, учителя-старики были казаками без роду, без племени. Деды доживали свой долгий век в курской дружине, на княжьих хлебах - без особого покоя, но в почете. При этом ревностно отрабатывали "пенсион", пестуя дружинную молодежь.
Был такой дед-наставник и у Романа, которого ему выбрал Срезень. Звали наставника Курева. Вредностью и въедливостью в деле обучения молодежи он обладал легендарной - куда до него Тимохе Сухому. Роста был небольшого,, худой и жилистый. И хоть ноги уже слушались плохо, но к земле его не тянуло - смолоду сохранил хорошую осанку и задиристый вид. Клочковатая седая борода не добавляла ему благообразия, а тяжелый взгляд из-под косматых бровей выдавал человека неуживчивого и непростого. Даже Срезень не всякий раз знал, с какого бока к нему подступиться.
Курева был мастером лучного боя, артистом своего дела. Он учил этому многих из курской дружины - даже самого князя Всеволода. Но в ученики брал далеко не всех: Дед, дремавший на теплой завалинке, открыл один глаз и недовольно пробурчал:
- Мне в могилу пора, а ты своё: учи да учи! Каков из него лучник-то, коли он кулаком привык. Из дюжего кулачника хорошего лучника не выйдет. Да к тому ж кузнец он - руки, что клещи. Сам учи:
Старшине стоило немалых усилий убедить несговорчивого деда взять в обучение нового гридня.
Теперь надо было соблюсти положенный ритуал. Перед вечерней трапезой, когда большинство обитателей Казачьей заставы в сборе, Роман поклонился деду Куреве до земли и произнес должные слова:
- Научи меня, знаёмый воин, тому, что сам умеешь, научи крепко. Даю слово твердое, что не ослушаюсь тебя в уроках воинских, и буду чтить твои наставления в миру и на войне:
Сговор следовало закрепить крепкой медовухой, не то удачи не дождешься. В этом помог Людота, очень кстати навестивший Романа с гостинцами, изрядную часть которых составлял хмельной пенник собственного изготовления. Людота охотно разделил брашно с дружинной братией и убрался восвояси только утром.
- Упрям Срезень - по его хотению выходит, - сказал он на прощанье Роману. - Видать, сыне, и вправду тебе воинская стезя на роду писана, а не кузнецкая:
Учить лучному мастерству дед начал на следующее утро.
- Лук тебе не топор и не копье, - объяснял Курева ворчливо. - Он мягкого обращения требует: Хорошего лучника с колыбели пестовать надо - как у половцев. Тогда попадать будешь, куда стреляешь - и целиться не надо: А ты? Зачем тебе лук? Видал я тебя на Маслену... Каб не Срезень просил - не взялся бы:
Для начала Роман подолгу простаивал с луком в руках, натянув тетиву до половины, а потом все дальше. К нижнему рогу лука немилосердный дед привязывал увесистый камень и, ухмыляясь, засыпал, прислонившись спиной к ближайшему дереву. Но стоило Роману дать себе поблажку и ослабить натяжение тетивы, Курева немедленно открывал глаз: