Оставив здесь детей, Егор на коне метнулся по ночной Москве. Братнин друг, купец Сажин закусил губу, узнав, что опричники напали на дом Калашниковых. Но помочь не отказался.
Дал коня с санями, мешок хлеба, горшок с кашей, да горшок с топлёным молоком для Маринки. Денег ещё сунул в кошеле. А вороного велел отпустить, больно приметный конь.
В ту же ночь Егор с Максимкой и Маринкой умчались из Москвы на запад, в Литву. Кроме помощи от Сажина в санях лежали две штуки шёлка, да за пазухой кошель Алёны Дмитриевны с золотыми серьгами да горстью червонцев. За санями бежал сторожевой пёс, Егор его не оставил. Бог миловал, добрались они до Ковно. Там и устроились, и жили, пока не нанесло чёртом на них ту бабу проклятую.
Навстречу поезду выскочил всадник. Снег летит из-под копыт коня во все стороны, лихо мчит аргамак, серый в яблоках. Возле Облезова круто осадил.
- Велено прямо в Кремль казаков! – крикнул всадник. – В Приказе Казанского дворца ждут уже. Там и скажут, что делать!
Егор помотал головой, отгоняя прошлое. Всё будет хорошо, а с Лютым можно будет как-нибудь разобраться. Пора к царю.
К ночи похолодало. Караульщик у ворот годуновской усадьбы закутался в рваную шубу из овчины, высморкался и зевнул. Поднял глаза. В окнах хозяйской горницы мелькал свет.
- Свечи жгут, денег-то много, покупают, сколько надо, - подумал караульщик и усевшись на бревно, лежавшее у забора, задремал.
Бельский наклонился над глубокой тарелкой, втянул ноздрями запах от налитой жидкости и поморщился.
- Горьким пахнет, хлебный дух есть, но противно, - он вытащил надушенный платок и протёр нос, не удержался и чихнул: - Вот, правду говорю!
- Ты, Богдан, не разумеешь, - сморщился Годунов. – От хлебного вина деньги в казну рекой польются. Пьянеют с него быстро, веселятся, да и нравится оно мужикам. Кроме тебя, никто его нюхать не собирается.
- Ну, гляди сам, Борис, - Бельский брезгливо отодвинул подальше тарелку с водкой. – Хлеба в Москве много, пусть гонят пойло это. Ты скажи, что там слыхать у царя?
Годунов поднёс горящую свечу к тарелке, наклонил. Вспыхнуло синеватое пламя. Бельский подскочил и перекрестился.
- Напугал ты меня! – выдохнул он. – И впрямь вино-то горит!
Оглядевшись, Годунов махнул пальцами, дескать, наклонись ближе. Богдан придвинулся.
- Щелкалов был нынче у царя, - Борис начал шептать. В комнате, кроме них двоих никого не было, но Годунов знал, что и у стен могут быть уши, даже в своём доме. Романовы, Мстиславские или Шуйские немало золота отсыплют, чтобы знать, о чём шепчутся Годунов и Бельский, ближние царёвы люди.
- Говорил ему, что гонцы от иезуитов привезли, - Годунов приподнял голову, огляделся и прислушался. Тихо. Он продолжил: - Царь согласился церковь нашу под римского папу отдать.
- Зачем? – Бельский посмотрел в глаза Бориса.
Тот дёрнул щекой и отмахнулся.
- Это не важно пока, - сказал он. Богдан оторопел и начал открывать рот, но Годунов прикрыл его ладонью.
- Тихо, - прошептал Борис. – Дело очень важное. Щелкалов сказал, что царь колдуна нашёл.
Бельский слегка дёрнул вперёд подбородком, как бы спрашивая, зачем царю колдун.
- Он смерть свою чует, - Годунов отодвинул подальше тарелку с бегающими синими огоньками, отставил и свечу, стукнув подсвечником по столешнице. От внезапного звука Борис с Богданом замерли на миг.
- Чует, что скоро помрёт, - зашептал Годунов дальше. – И решил, что нехорошо ему помирать, а врагам его жить. Он князя Курбского решил извести. Убивать его нельзя, переговоры с Литвой идут, он же в Ковеле живёт, решил колдовством взять.
Бельский выпучил глаза и покачал головой.
- А с Римом через литовских иезуитов царь разговор ведёт, чтобы они помогли его сыну, царевичу Фёдору на престоле усидеть, - продолжил Борис. – Опасается, что как только умрёт, его отодвинут и прикончат. Мне про это Ирина, сестра рассказала. Фёдор-то, муж её, он плачет, не хочет православных под Рим подводить, а с отцом не спорит.
- Нам-то что? – пожал плечами Бельский. – Проживём и с иезуитами. А Фёдора убирать никому не с руки.
- Царь в это не верит, - мотнул головой Годунов. – Но самое страшное мне Щелкалов не открыл.
- Что? – напрягся Бельский.
- Царь ему сказал, что, дескать, Курбский первым будет, - прошептал Годунов. – А потом, мол, и с остальными надо будет покончить. Про это хитрый дьяк Щелкалов умолчал.
- А с кем? – Бельский сжал кулаки. – Кого он хочет казнить? Как ты про это узнал?