Однако совсем скоро ей пришлось разочароваться во многом. И напрасно она пыталась убеждать себя, что никаких разочарований не должно быть, потому что ничто мелочное не должно смущать ее в ее обретенной вере… Нет, она не могла, не умела верить с такою же безоглядностью, с какою верила сестра Габриэла. Елизавета теперь часто задумывалась о вере, о причинах и свойствах веры. Она вновь и вновь перечитывала жизнеописание мученицы Елизаветы, казненной по приказу римского императора, язычника Деция. Теперь эта Елизавета являлась ее святой покровительницей… Но нет, нет, нет, крепкой веры не было!.. Почему? Возможно было вспомнить житье в доме родственника матери. Его супруга, его дети верили так же просто и естественно, как верили монахини-бенедиктинки. Чувства и там и здесь были одни и те же, только верили в разное. Верили просто, искренне. И причина этой простой, искренней веры заключалась в том, что они не выбирали, как и во что им верить. Они все верили именно так и в то самое, как их научили еще в самом раннем их детстве. Им и в голову не приходило, что возможен выбор. Да, причина их простоты, их искренности была в том, что они бездумно следовали по колее, проложенной для них другими, многими поколениями предков. А ее, неофитку Елизавету, ужасала одна лишь мысль о том, что возможно бездумно следовать путем, которым тебе велят следовать с самого твоего раннего детства!..
Ее поселили в большой спальне с послушницами. У двери, по обеим сторонам, прикреплены были: распятие и рельефное изображение Богоматери. На кроватях – все те же соломенные тюфяки. Она решила смирить свою гордыню и старательно исполнять все, что ей будут поручать. Ведь она здесь по своей доброй воле, ее никто не заставлял приходить сюда. И она покорно мыла пол и оттирала песком посуду. Она любовалась юной послушницей, когда ту, одетую в подвенечный наряд, окружали родные и близкие в день принятия облачения. В сумраке, царившем в церкви, она поднималась на хоры. Чувствуя себя почти в экстазе, она опускалась на колени у ног матери-настоятельницы… В половине шестого утра она спешила к мессе вместе с прочими монахинями и послушницами. Ее все более занимала эта жизнь: молитвы, мессы, долгие вечерние службы и утренние, когда приходилось одолевать сонливость, тщательное соблюдение постов… Молитвы розария, «Отче наш», «Богородице, Дево, радуйся»… Жизнеописания и труды Блаженного Августина, святого Фомы Аквината, святого Франциска Ассизского и святого Бенедикта[22]… Елизавета уже испытывала чувство сильной любви к настоятельнице, матери Терезе, бывала счастлива, когда та взглядывала на нее, слушала почти с восторгом ее слова:
– …все под солнцем – суета и томление духа. Единственное благо – от всего сердца любить Бога и быть на земле нищей духом…
Матушка действительно была хорошо образованна, цитировала наизусть послания к коринфянам и святого Иеронима и многие и многие труды отцов церкви. Елизавете очень хотелось поговорить с матушкой, искренне высказать свои сомнения, но когда она решилась подойти к настоятельнице и попросила позволения поговорить, та отвечала сурово:
– Молчание более угодно Господу, и умиротворение лучше приходит со слезами и покаянием, нежели с красноречием, каковое забавляет большее число людей, нежели обращает…
Нет, Елизавета не была обижена; более того, она помнила, что мать Тереза права. Она искренне и даже и с отчаянием убеждала себя в том, что ей нужна эта правота матери Терезы, нужна!..
Елизавета гнала от себя сомнения, но все же ей казалось все чаще и чаще, что ее окружают легковесные слова, слова и слова… Множество слов о Боге она уже слышала в доме Лойба и в доме родственника своей матери… «…Любить Господа Бога вашего и служить ему всем сердцем и всей душой…» Впрочем, слова в трудах отцов церкви были для нее значительно более интересными «…свободная воля каждого человека позволяет ему следовать по пути добра, воспринимая Благодать, которая в данном случае становится действенной…» Но она все чаще думала, что рассуждать о таких понятиях, как Благодать, возможно бесконечно, потому что буквально все подобные понятия туманны, в сущности, и расплывчаты. В доме родственника ее матери также говаривали с почтением о людях, посвятивших свою жизнь изучению Священного писания и многочисленных комментариев к Священному писанию, то есть посвятивших жизнь изучению туманных и расплывчатых понятий.
Было удивительно, но матушка Тереза, казалось, угадала чувства и мысли Елизаветы. Однажды, когда послушницы в саду собирали опавшие сливы сорта «империал», настоятельница, проходя мимо, вдруг заметила:
– Образованность и талант зачастую приводят к дерзости поступков и размышлений, потому что людям образованным и талантливым зачастую недостает простоты. Простота значительно важнее для посвятивших себя Господу, нежели умножение познаний…
И снова Елизавета подумала, что мать Тереза совершенно права! Оставалось только решить мучительную задачу: насколько правота матери Терезы необходима Елизавете?!.
Елизавета узнала, кто такие приорессы и викарии, кармелитки и клариссы[23]… Она говорила себе, что следует стремиться к простоте, но вместо простоты вновь и вновь увлекало ее к познаниям книжным. «В конце концов, – убеждала она себя, – ведь эти книги написаны святыми! Почему же следует пренебрегать писаниями святых?..» Это было вполне логичное рассуждение и все же в этом рассуждении заключалось нечто неправильное… Что же именно? Елизавета не могла понять. Она углублялась в строки «Внутреннего замка» святой Тересы Авильской:
«…Хотя, как я говорила, душа и томится, ведь она видит много неблагоприятного, да и пророчество она слышала давно, оно уже не так действует, и душа не так уверена, что это – от Бога, а не от беса, не от воображения. Раньше она готова была умереть в доказательство того, что это – правда, но теперь ничего такого не осталось. А ведь бес, чтобы опечалить и устрашить душу, чего только не сделает…»[24]
Эти слова казались такими верными, правильными. Но тотчас Елизавета начинала думать, что ведь и это всего лишь слова, слова, которые возможно толковать так или иначе; слова, которые возможно толковать так или иначе сотни и тысячи раз, бесконечно, в сущности!.. И мать Тереза, быть может, и не настолько догадлива, не настолько проницательна и не настолько внимательна к Елизавете, чтобы советовать именно ей, предупреждать именно ее!..
* * *Мучительные размышления не давали Елизавете покоя. Она решила, что спасением от них должна быть простая работа, труд, причиняющий крайнюю усталость. Если бы ей позволили, она с наслаждением перетаскивала бы кирпичи и тяжелые бревна, но приходилось ограничиваться мытьем полов, мытьем и чисткой посуды, а также стиркой. Стирка была серьезным испытанием. Послушницы и молодые монахини теснились у бассейна, наполненного холодной водой, было ветрено, под навес летели капли мелкого дождя и мочили белые головные повязки, а брызги грязной воды то и дело попадали в лицо…
Но, кажется, уже ничто не могло окончательно прогнать сомнения… И ей все чаще и чаще представлялось, что она всего лишь променяла одно рутинное существование на другое, такое же по своей сути!.. Развитию этого чувства способствовало и постоянное общение с послушницами. Сама Елизавета еще не была объявлена послушницей официально. Она ждала с нетерпением, когда же это произойдет, но послушницы стремились разочаровать ее, уверяя, что ее никогда не сделают послушницей:
– …ты ведь даже самый маленький взнос не сможешь сделать, никогда не сможешь!..
Семьи многих этих девушек были издавна связаны с монастырем, издавна младшие дочери этих семей поступали в монастырь. И родные монахинь всячески поддерживали монастырь, производя богатые вклады. Девушки из состоятельных и тесно связанных с монастырем семей проходили сокращенный срок послушничества и скоро принимали постриг и занимали различные монастырские должности.