Лопоухого папа с мамой лет двадцать назад нарекли Лбом. Будь по мне, ходить ему тезкой другой детали человеческой головы, но Лоб, так Лоб, дело прошлое…
Обсуждаем с боярином подробности доставки сведений в детинец. Я предупреждаю Дрозда, что бег к нему с докладами мне в горло не уперся, раз в седмицу буду обобщать добытые слухи и присылать Лба, ну или сам пускай наведывается в любое время, заодно и откушать преподнесу в лучшем виде. Оставшись довольными друг другом, завершаем сход.
— Топай за мной, приятель, — говорю обалдевшему от неожиданных перемен в личной жизни Лбу. — Настало время приносить князю настоящую пользу, а не с копьем по городу собак гонять.
Раз уж Лоб теперь в моем десятке, стало быть жить ему под боком в корчме, без отрыва от производства, так сказать. Не самый неудобный вариант для парня из глубинки не имеющему в Полоцке собственного жилья, я так думаю…
Несмотря ни на что, особое положение моего и Сологубова десятка мне нравится. На пиры не зовут, зато в караулы не ходим и начальство не шибко допекает. Ольдар не в счет. Кормежка отличная, к общественным работам не привлекают. Священный праздник Купалы проходит без нас, хотя некоторые парни из тех кто помоложе с моего разрешения бегали на ночное гульбище к реке через костер попрыгать да девок помять. Собственно, кроме пары Солнцестояний и двух Равноденствий, напрямую связанных с астрономическим положением светила, больших праздников тут немного. По мне и этих четырех за глаза. Несколько дней массовых гуляний враздрай, хороводы, костры до неба, старейшины родов, волхвы, девки, походы на капище, жертвоприношения и все такое… Есть еще даты, посвященные разным богам и жизненным событиям, всего не упомнишь, да я и не старался. Начало сенокоса, конец сенокоса, посевная кампания, сбор урожая, первый медовый взяток, последний медовый взяток, праздник яблока, праздник спелого ананаса и многие другие отмечаются по желанию, без предоставления выходного дня.
На стыке двух последних летних месяцев внезапно для меня грянул Перунов день — официальный праздник княжеской дружины. Здесь волхвует сам Рогволд. Раздетая по пояс княжья гридь и большинство из состава боярских дружин собирается душным вечером в реликтовой дубовой роще на капище у трехметровой резной статуи с грозным, потемневшим от времени и атмосферных осадков ликом главного бога русов-воинов. Специальным ритуальным ножом князь собственноручно вскрывает горло годовалому бычку, запускает обе длани в булькающую рану убитого животного и густо мажет горячей кровью длинные усы деревянного кумира.
— Тебе, Перр-у-ун!
— Пер-рун! — грохает дружинное эхо.
Это священнодейство напоминает мне окончание похода на земиголов, когда при свете погребальных костров, взявшись за плечи десятки воинов так же славили метающего руками молнии бога. Тогда нутро мое вибрировало как набатный колокол, переполняемое непонятным, неизведанным и странным чувством. Вибрирую я и сейчас, также как в ту ночь рву глотку криками "Перун!" и "Слава!", ощущаю с двух сторон крепкую хватку соседей по хороводному кольцу. Князь Рогволд, воздев окровавленные руки к темнеющему небу, стоит перед кумиром Перуна, снизу вверх выкрикивает в застывшую, суровую гримасу деревянного "лица" клятвы, просит дать силы в будущих битвах. Отмотав положенное количество кругов, перуновы дети пятнают голые торсы жертвенной бычьей кровью, ею же метят боевые мечи и топоры, а князь связывает оружие только ему ведомой нитью ритуального заговора. Затем князь уводит всех на пологий берег Полоты, где на обширном лугу, подле огромного костра каждый дружинник вкушает сырой говядины с ритуального ножа из рук Рогволда и отхлебывает через край из огромной братины оглушительно пахнущего отвара. Этот напиток не похож ни на один из тех, что мне удалось пробовать в Древнем мире. Терпкий, приторно-сладкий на вкус, с сильным оттенком меда, он немного пожиже стоялой медовухи, но в голову долбит будь здоров! Испив из общей посуды, чую, манит меня нелегкая на ратные подвиги во спасение мира, ну или хотя бы свернуть кому-нибудь набок челюсть. Я чувствую себе неразжатой пружиной. И я не один такой. Непокрытые, потные торсы отражают костровое зарево, играют прозрачным красным светом готовые к драке мышцы, лица молодых и бывалых воинов лишены покоя. Праздник дружины он на то и праздник, чтобы удаль свою проверить да князю показать. Все оружие оставлено под охраной метров за триста от прибрежного луга, чтобы уберечься, что называется, "от дурака". Нажравшись сырого мяса, напузырявшись забористого пива, дружинный люд начинает требовать развлечений громким хором по нарастающей выкрикивать одно слово: "Рать! Рать! Рать!" Хоть уши затыкай, в натуре. Словечко еще такое подобрали, в самый раз после мяса…