— С брательником ужинать сели. Хлебаем, говорим о всяком. Вдруг — ба-а-бах! Прямо под окнами. Мать честная! Я рожи не успел перекрестить, а тут снова: ба-бах! Федька-то дунул в лампу да к занавеске. Я тоже к стеклу прилип. А чо тут увидишь — заморозило все. Слышали только — протопал кто-то. «Пойдем-ко, — это Федька мне, — кажись, смертоубийство произошло». Оболоклись мы, Федька из ремня дудку такую, вроде пистоля, свернул. Выбегли на улку, туда, сюда головой-то. Глядь, а на дороге человек растянулся, над ним вот этот, верста коломенская, склонился. Федька-то и гаркни: «Стой, стрелять буду!» и дудку из ремня наставляет... Вот так и захватили бандюгу.
— Фамилия? — повернулся Горохов к сидящему на полу.
— Максимов мы. Григорий. А убитый — свояк мой. Семен Семенычем звать. Гуляев он, официант из ресторана.
— За что кончил-то?
— Бог с вами. Я не убивал.
— Ишь ты, — взорвался младший хозяин дома. — Эвон — руки в кровище. А он — не убивал.
Смагин отстранил парня ладонью.
— Не убивал. Мы за пивом ходили. Туда, к Харитоновскому. Потом я к бабе знакомой зашел. Вышел, а он — на те. Мертвый. А тут эти: «Стой, стрелять буду». Ну, думаю, и моя смертынька пришла. Вздел руки.
— Где оружие? — прикрикнул Смагин.
— Не было у меня никакого оружия. Не убивал я.
— Н-ну, дядька, опять за рыбу деньги. Чего упрямиться-то?
Задержанный застонал, замотал головой. Горохов, внимательно разглядывая его, положил руку на плечо Смагина:
— Не горячись, Петрович. Утро вечера мудренее. Разберемся.
А в чем разбираться? При обыске на квартире Григория Максимова нашли кобуру от нагана и записку убитого к жене Григория: «Палаша, свет мой, не надо покуда встречаться. Гришка твой совсем озверел, некультурность свою проявляет...»
Пелагея не запиралась:
— Письмо от Семена Семеновича. Вчера передал.
— Давно вы с ним это...
— Любовь-то? Давно. Еще на вечерках миловались, пожениться хотели. Сестрица старшая отбила, а я со зла за Гриньку, оглоблю эту сухостойную...
— Муж знал о ваших интимных связях?
— Каких это интимных? Про любовь? Навроде бы. За волосья меня по пьяну-то сколь разов таскал.
— Вчера вечером, когда пил с Семеном, что говорил? Угрожал?
— Ругались. Гринька голову грозился ему отрубить.
— Свое обещание он выполнил — застрелил Семена Гуляева.
Глаза Пелагеи расширились, миловидное лицо со вздернутым носом враз подурнело. Она истерично закричала:
— Сене-ечка, голубок мой!
Смагин досадливо поморщился, плюнул под печку.
В избу вошел Лобастов. Вот что он доложил.
Хозяин ларька подтверждает, что двое мужчин часов в семь вечера купили шесть бутылок пива. По приметам — эти самые. Женщина, к которой заходил задержанный, говорит, что Григорий пробыл у нее минут десять. Были гости, он не остался, только выпил стопку водки.
На месте происшествия найден шомпол от револьвера системы «Наган». Кошелку с пивом и оружие найти не могли.
Сотрудники угрозыска сидели в жарко натопленной горнице храбрых братьев. Горохов расстегнул воротник гимнастерки, спросил у Смагина:
— Что скажешь, Пантелеймон Петрович?
— Тут и говорить нечего. В таких сугробах не только наган да кошелку, дровни вместе с лошадью закопать можно. Эвон сколь намело. Он гробанул жинкиного любовника, больше некому.
— Вроде бы и так и вроде бы не так, Петрович.
— Кто же тогда?
— А если опять те, кто директора клуба ограбил, кто труп на торфянике оставил, кто с извозчиком разделался? Те тоже из нагана убитые.
Смагин отрицательно покачал головой:
— Братья говорят, что одеться и выскочить на улицу им понадобилось три-четыре минуты. За это время преступники не могли скрыться. Их бы увидели. Увидели же братья Григория Максимова...
Михаил Лобастов переминался с ноги на ногу.
— Что, Миша, — обратился к нему Смагин, — что-то сказать хочешь?
— Чуть было не забыл. Соседка Максимова показывает, что однажды он пьяный за ней с наганом бегал.
— Вот видите, — развел руками Смагин.
Горохов вышел на кухню, где на лавке около рукомойника сидел под охраной милиционера вконец раскисший Гриня.
— Послушай, Максимов, говоришь, не стрелял? А из чего ты соседку грозился прикончить, когда бегал за ней?
— Она ж дура. Я ее кобурой пугал. Я в охране работал. Там и стащил кобуру обувь ремонтировать.
— Ладно, все проверим, Максимов... Ну, а вы, братья, сядьте на те места, где сидели, и делайте все, что делали, когда услышали выстрел. Это называется следственным экспериментом. Ты, Миша, — обратился к Лобастову, — выйди на улицу и сыграй роль предполагаемого убийцы: вырви кошелку из рук убитого и попытайся скрыться за угол Восточной.