Казалось, человек ждет кого-то. Только внимательно присмотревшись, можно было заметить, что он не ждет и, напротив, рад был бы ни с кем не встречаться.
Вот он вошел внутрь, огляделся и поспешил к кассе. Очередь за ним заняла миловидная и словоохотливая женщина в легком голубом плаще. Но человек, судя по всему, не был расположен завязывать беседу.
Суета у перегородки началась сразу, как только объявили о подходе самолета. Прихрамывающий южанин начал протискиваться к окошку. В этот момент обладательница голубого плаща стала дрожащими пальцами шарить в открытой сумочке.
— Деньги... Вот тут были... Все до копейки... — убитым голосом проговорила она.
Любопытных, особенно в залах ожидания, всегда хватает. Ее окружили. К месту происшествия поспешил сержант милиции.
— Я на билеты приготовить хотела, глядь — пусто, — стала объяснять пострадавшая.
Безучастным к происходящему оставался, пожалуй, лишь человек с тростью. Он все усерднее протискивался к окошечку кассы. Милиционер тем временем спрашивал:
— Может, подозреваете кого? Приметили?
— Нет, никого не видела. Правда, около меня кавказец какой-то стоял. Да вот он, но...
Женщина смутилась. Заподозренный ею оглянулся, посмотрел укоризненно.
— Да нет, я не думаю, что он.
Сержант козырнул человеку в шляпе табачного цвета, извинился и пригласил с собой. Тот пожал плечами:
— Что такое? Па-ачему? Рядом много людей стоял...
— Очень хорошо, — устало сказал сержант. — Все и пройдемте со мной. Там все выясним.
В кабинете милицейского пункта аэропорта, куда сержант привел женщину и ее соседей в очереди, сидели двое в гражданской одежде. Один из них спросил:
— Что случилось, сержант?
— Кража, товарищ капитан. Деньги у гражданочки увели.
— Задержали?
— Да кто их знает, кого задерживать. Вот эти около нее стояли. Больше, сказывают, никто не подходил.
Тот, кого сержант назвал капитаном, проворчал:
— Поразевают рты, а ты тут теперь, может, у невинных людей карманы должен выворачивать... Обыскивать, Иван Алексеевич? — обратился он к сидевшему за столом полнолицему, с редкими седыми волосами.
Иван Алексеевич развел руками, как бы говоря: а что иначе сделаешь? Положено.
— Вы уж извините нас, но формальность соблюсти надо.
Задержанные стали выгружать содержимое карманов. Работники милиции в штатских костюмах бегло осматривали выложенные предметы, разглядывали документы. Проверили и карманы кавказца. При нем были документы, деньги, пачка «Казбека» и всякая другая мелочь, вроде носового платка и расчески.
Иван Алексеевич собрался отодвинуть все это хозяину, но в последний момент придержал папиросы.
— О! Московский «Дукат». Можно одну?
Владелец папирос замешкался. Не ожидая ответа, Иван Алексеевич откинул картонную крышку с силуэтом всадника и нацелился двуперстием на содержимое.
Легкая испарина выступила на лбу усатого. Замерли в воздухе пальцы Ивана Алексеевича, жаждавшего угоститься «Казбеком». В коробке, выложенной ватой, поблескивали рубиновые камни.
Капитан, собравшийся писать протокол, встал из-за стола и приказал удалить посторонних, так ничего и не заметивших. Затем взял со стола паспорт и, заглядывая в него, спросил:
— Откуда у вас такое богатство, гражданин Закиев?
Первый допрос
— Итак, Закиев, вы утверждаете, что вот эти 409 рубиновых камней купили у незнакомого вам человека? — Иван Алексеевич Морозов откинулся на спинку стула, разглядывая тяжелый подбородок Закиева с глубокой ямкой, темные, аккуратно подстриженные усы, синий шрам на правом виске.
— Да. Я приехал за шифэр. Строюсь. Нэ купил. Камешки купил. Парень дешевкам продавал.
— Описать этого человека можете?
— Такой, в курточке. Симпатычный...
Морозов усмехнулся и положил перед Закиевым фотографию:
— Этот?
Едва заметная тень пробежала по лицу Закиева. Но он не шелохнулся. Внимательно осмотрел снимок, даже поинтересовался оборотной стороной. Выдавил:
— Нэт, не он.
— Вы правы. Не он. Это Абдулмажид Хизреев.
Иван Алексеевич пытливо смотрел на Закиева, но тот уже взял себя в руки.
— Хизреев не мог продать вам эти камни. Он осужден на десять лет. Если мне память не изменяет, вы даже присутствовали на процессе?
Тут нервы Закиева немного сдали. Он вздрогнул, передвинулся на стуле.