— Барин, што это вы по забору лазаете⁈ Пошли в гошпиталь!
Я от удивления чуть не свалился с этого самого забора — как это я за ночь из немчика в уже барина превратился? И что-то с одеждой надо решать, шубейка эта неказистая хорошо, конечно, но вот в одной рубахе рассекать не айс, яйца подмерзают, извините за подробности. Мне бы штаны какие-то, или как их тут называют. Портки вроде, да хоть кальсоны, и желательно с начёсом!
Пообщаться с Демьяном не получилось, убедившись, что я вернулся в дом — он двинулся на выход, наказав мне сидеть смирно, обещая скоро вернуться и накормить завтраком. На мой вопрос:
— А ты куда⁈ Надолго?
Демьян покосился как на дитя неразумное и на ходу ответил:
— К заутрене поспешаю, благовест не слышал рази, немчик?
Никто, конечно же — смирно сидеть не стал. Снял с полочки перед иконами (вроде это всё божничкой называется) лампадку горящую и принялся обследовать помещение. Из природной любознательности, не шарясь по личным вещам. Так, осмотреть что из себя представляет «гошпиталь» здесь. Сразу же сунулся к полкам, что давно вызывали интерес, я их ещё вчера приметил. Как раз рядом с бочкой с питьевой водой стоят и там что-то лежит интересное. Рассмотрев при слабом колеблющемся огоньке лампадки, что там лежало — всю природную любознательность как отрезало. Вместе с аппетитом.
На полках громоздился в беспорядке различный пыточный инструмент самого устрашающего вида, причем зачастую толком не отмытый. Бурые пятна и подозрительного вида ошметки, прилипшие к поверхности всевозможных пил, кусачек и иных приспособлений для развязывания языков отрезвил, так что лампадка тут же вернулась на место, а я прижал жопу и на лавке возле стола стал терпеливо дожидаться возвращения Демьяна.
Впрочем, несколько успокоившись — догадался, что это скорей всего хирургические инструменты. Сообразно профилю лечебного заведения, а что до антисанитарии — так про микробов просто пока не знают, хотя дрищут как от настоящих. Не говоря уж о осложнениях после манипуляций хирургических. И вот как тут прогрессорствовать, даже при всем желании⁈ В лучшем случае отмахнутся, в худшем — как смутьяна в железо закуют…
От невеселых мыслей оторвали Демьян с Аксиньей, вернувшиеся из церкви вместе. Аксинья раскрасневшаяся, с румянцем во все щеки и Демьян, галантно открывший ей дверь и пропустивший вперёд. Такое чувство, что они не с молитвы пришли, а из кабака, вон какими взглядами обмениваются и словно искрит между ними. Аксинья, потупив взор — положила на лавку довольно увесистый сверток, пояснив:
— Вещи ваши, барин. В богадельне девки отстирали все со щёлоком. Воля ваша будет, отблагодарите сирых и убогих копейкой.
Я растерялся:
— Да я бы с радостью, только не располагаю ничем… У меня из своего только рубаха вот эта, да полушубок с лаптями…
— Всё в целости и сохранности, барин! — Развеял мои сомнения Демьян. — Все ваши и батюшки вашего вещи у лекаря нашего, Антона Сергеича, на сохранении!
Настроение сразу резко пошло вверх: и барином величают, и вещи (украдкой пощупал сверток, принесённый Аксиньей) тёплые принесли, и маячит впереди получение какого-никакого наследства, возможно что и материальных ценностей. Демьян уселся за стол на правах хозяина и возвестил о начале приема пищи, мечтательно заметив, что вчера несколько косточек в чугуне вначале варил пару часов, потом только крупы положил и кусок сала говяжьего. Однако так и остался сидеть за столом, только что хлеб нарезал крупными ломтями, а между печкой и столом деловито зашуршала Аксинья, доставая чугунок из печи и ложки из голбца возле печки.
Тарелок тут не предусматривалось, даже мне, несмотря на недавнее величание барином. Впрочем, раз я дожил до почти что шестнадцати лет и выжил после неведомой заразы, которая других наших попутчиков, включая отца, выкосила напрочь — с иммунитетом у меня всё хорощо. Так что все вместе втроем опустошили этот котелок, сразу после того, как Демьян формально, без особого усердия отбарабанил:
— Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполняеши всякое животно благоволения…