В школе, где освоившаяся Беатрис при полной поддержке Александры окончательно взяла бразды управления в свои руки — тоже всё радовало глаз и душу. Относительно, конечно, я иной раз думал, что стоит детский сад организовать с весны, и уже там начинать воспитание. Дети то смышленые, но вот в школу идут с восьми-девяти лет, а среди приехавших переселенцев — много таких, кто в детстве недоедал, со всеми вытекающими. Дошкольное образование вкупе с усиленным питанием — должно исправить эти недостатки и дальнейшей социализации как нельзя лучше поспособствует.
Александра, свет моя, Максимовна — всё больше входила в образ замужней женщины. И одну косу заменила множеством замысловатых причесок, кои меняла через день, и у меня проводила времени еда ли не больше, чем у бабушки в усадьбе. Увлек её идеей написания русского романа о приключениях солдата, за образ которого взяли жизненный путь Демьяна и дело потихоньку продвигалось. Я диктовал, а она записывала, затем зачитывали вслух получившееся моему управляющему с Аксиньей. Сашенька с подругой периодически всхлипывали на особо драматичных поворотах сюжета, Демьян в обалдении тряс головой:
— Не так ведь было, барин!
— Я художник, я так вижу, Демьян! Мы не биографию пишем, а по мотивам! Интересно ведь получается?
— Душевно и жалостливо! — Подтвердила Аксинья, смотря на мужу уже совсем по другому, словно доселе не замечала, за кого выскочила замуж…
Они у меня ещё рыдать будут ближе к концу, там и любовную линию разовью, и проблему неприкаянности и ненужности отставных солдат подниму! Литература должна не только развлекать…
Естественно, часто Саша оставалась ночевать, засидимся бывало до поздней ночи — куда ей в такое время домой ехать? Так и жила на два дома, а вскоре после отъезда Лариона Ивановича — дошло до греха. Теперь Саша вообще прописалась у меня, вот и сегодня, едва приехали из школы с детьми под присмотром специально отряженных на это дело мужиков с оружием, забежала в дом, выпалив с порога:
— Герман, умираю, давай согрешим!
— Тихо ты, Олёна услышит! — Вот ведь какая, никакой осторожности, твердишь ей о конспирации, а толку чуть! — Сейчас, закроемся только…
Олёна накрыла на стол, после чего я её отпустил домой. Та понимающе улыбнулась, мол дело молодое и удалилась, добавив, что зайдет прибраться к вечеру. Не успела за ней захлопнуться дверь, как Сашенька решительно придвинула с моей половины стола блюдо с мясной нарезкой и принялась грешить, попутно жалуясь:
— Несправедливо! У меня пост, а ты ни в церковь не ходишь, ни пост не блюдешь! Тоже так хочу!
— Саша, мы же это уже не раз обсуждали! Чо жалуешься-то, тоже не особо блюдешь, как пост, так у меня живешь!
— А обедаю то в школе! — Пожаловалась жена.
— Зато завтракаешь и ужинаешь со мной! — парировал я. — Чо там в церкви Никанор, на исповеди выпытывал чего?
— Ага, опять спрашивал, не грешим ли. Я всю правду сказала, что грешим иногда, — Лукаво улыбнулась Александра и расхохоталась, едва не подавившись. — Грудинку передай вот тот кусочек, с краю который.
— Главное, чтоб подробностями не интересовался!
Глава 21
Глава 21.
Первые звоночки о том, что не всё ладно в горно-заводском округе, появились через две недели после отъезда Лариона Ивановича в столицу, в самом конце ноября. Поначалу как слухи о волнениях киргизов на восточных рубежах нашего Троицкого уезда. Невнятные и без конкретики: то ли часть киргиз-кайсаков взбунтовалась, совершая разбойные вылазки на нашу территорию, то ли порубежные башкиры с казаками припомнили давние обиды и то, как киргизы захватывали в рабство наших с последующей перепродажей в Хиву — вершили возмездие по своему разумению.
У нас всё было спокойно — казаки удвоили бдительность, в поселок зачастили конные разъезды дружественных башкир, кои патрулировали тайные тропы, ну а мы с Ларионом и теми же казаками — продолжили тренировки. Включив в них стрельбы, в том числе — из первых двух образцов винтовальных пищалей с пулями Шнайдера (Минье ещё не родился, так что с лёгкой совестью отдал его лавры Отто). А казацкий десятник Степан гонял нас с дружком в хвост и гриву, заставляя освоить владение казацкой пикой. Дурында под четыре метра длинной и весом за два килограмма — после занятий просто отваливались руки…
Затем, одним зимним вечером, на Уржумку приехал купец Файзулин самолично. Долго пили чай, почтенный купец дипломатично ходил вокруг да около, а я отвечал ему тем же, выспрашивая — тучны ли стада его и послушны ли дети. Наконец, после энной чашки, отдуваясь и вытирая рукавом со лба пот, купец разродился: