Зайдя внутрь храма, я подошел к киоску, торгующему свечами, иконками и прочими церковными безделушками, и пробежался глазами по богатому выбору всевозможных цепей и крестов. Из тех, что были выставлены на обтянутой черным бархатом картонке, мне решительно ничего не приглянулось. Слишком невыразительно. Тогда я наклонился к окошку, за которым читала какую-то ветхую книгу совсем юная монашка, и, дыхнув перегаром, отчего бедолага поморщилась, вежливо попросил показать мне что-нибудь «покруче».
– Что-нибудь… что? – переспросила монашка, непонимающе глядя на нависшего над стеклянной перегородкой высокого светловолосого парня в мокром до нитки пиджаке и расстегнутой на три верхние пуговицы кремовой рубашке.
– В смысле, потяжелее, – с улыбкой расшифровал я. – Цепь грамм на тридцать, золотую, с крестом и гимнастом… Ой, простите! С Господом, конечно! В общем, вы меня поняли?
Девчонка нахмурила бледный лобик, торопливо перекрестилась, что-то прошептав, окинула меня полным осуждения взглядом и сказала:
– Я посмотрю, подождите минутку, – и, закрыв окошко на защелку, скрылась за прикрытой плотной шторой дверью.
Вернулась она через пару минут, неся в руке три увесистые «голды» с болтающимися на них тяжелыми крестами. Я сразу же заинтересовался самой толстой цепочкой, повертел ее в руках и удовлетворенно кивнул:
– И на сколько такая тянет? Ну, в смысле, сколько стоит?
– Это очень дорогое изделие и дорогой крест, – тихо сказала девушка. – Видите, там, посередине, бриллиант, – она перевела взгляд с креста на мои глаза и сообщила: – Все вместе стоит два миллиона четыреста восемьдясят тысяч.
– Я возьму. – Цена меня вполне устраивала. – Только… Есть одна маленькая загвоздка. У меня доллары. Отложите, пожалуйста, я поменяю их на рубли и сразу вернусь.
– Доллары? – переспросила монашка и пожала плечами. – Извините, я не могу принять от вас валюту. Я в ней ничего не понимаю, да и проверить не смогу – фальшивая она или нет. Подождите, не уходите. Я сейчас позову батюшку Сергия. Возможно, он сможет вам помочь… – и снова юркнула за прикрытую шторой дверь.
Стоявшие позади меня в очереди к церковному киоску две древние бабульки в черных платках стали громко перешептываться между собой и креститься. Они таращились на меня, на зажатые в руке стодолларовые бумажки и укоризненно качали головой.
– Ты погляди-ка, Нюра. Новый русский! – шепнула одна другой на ухо, чем вызвала на моем лице улыбку. Да уж, новее не бывает. Куда уж нам, безработным. Разве что к придурку Зяме задницей вперед податься, типа, в заместители. Чтобы натурально с голоду не сдохнуть…
Упитанный пожилой батюшка с окладистой бородой оказался не меньшим профессионалом в отношении СКВ, чем парни, весь световой день толпящиеся на «бирже» возле Апраксина рынка и под прикрытием зорко наблюдающей бандитской охраны меняющие «дерево» на «зелень». Священник, не говоря ни слова, извлек откуда-то из-под рясы портативный валютный тестер, взял у меня баксы, деловито проверил каждую купюру. Затем посмотрел на меня почти дружелюбно, спрятал доллары в недрах одеяния, шепнул девчонке сумму в рублях, которую следовало выдать в качестве сдачи, и сказал:
– Вам, сын мой, нужно поставить свечу Николаю Чудотворцу. Вы ведь пришли просить Господа нашего об удаче в делах, не так ли?
Я кивнул, застегивая на шее замок толстой витой цепочки.
– Тогда возьмите свечу и проходите туда, справа от алтаря, – посоветовал поп и удалился.
Спустя пару минут я покинул храм Святой Троицы, ощущая странное головокружение, тошноту и непривычную тяжесть на шее от цепочки с православным золотым крестом. Странным образом почти протрезвевший, я долго стоял на ступеньках, вдыхая полной грудью влажный, уже по-осеннему прохладный воздух северной столицы, и лишь затем шагнул из-под козырька под дождь и побежал в сторону дома.
Я бежал по пузырящимся лужам, жмурясь и фыркая от застивших глаза капель и вполне искренне просил всесильное Небо о том, чтобы мне на голову вдруг свалился чемодан, полный денег.
Промаявшись дома до вечера и подремав часок в кресле у телевизора, я переоделся в смокинг, сел в машину, приехал в клуб гораздо раньше обычного и сразу занял свое излюбленное место в левом углу барной стойки, заказав себе бокал легкого пива «Хайнекен». Посетителей было мало. «Старый диктатор» еще практически пустовал, и свободный от работы Костя пристроился напротив меня с пепельницей. Мы закурили, повздыхали насчет облома с тотализатором и трагической гибели семьи кинолога, а потом я сообщил бармену о сегодняшнем «заманчивом предложении» Бори-гея, означающем для меня фактическую потерю работы, приличных денег и, как следствие, членской карточки клуба. Костя спросил:
– И что, никаких подходящих вариантов на горизонте?
– Абсолютно, – покачал головой я, раздавливая окурок. – Зиму как-нибудь перебедую на старых запасах, а как травка молодая проклюнется и солнышко пригреет, поеду бутылки собирать. В Петродворец. Говорят, если не лениться, в пивной сезон можно в одном только Нижнем парке до ста штук в день надыбать, – грустно пошутил я и взглядом указал Косте на пустой бокал. Он наполнил его снова, помахал рукой вошедшему в зал завсегдатаю Карелу, нашему общему знакомому, владеющему крупной сетью игровых автоматов, расставленных в десятках, если не сотнях баров по всему Питеру. Бизнес процветал, и «капуста» рубилась ящиками, что было очень заметно по сияющему, холеному и улыбчивому лицу Карела.
– Говорят, он свой ночной клуб скоро откроет, – сообщил Костя, запоздало подкладывая под кружку кружок фирменной картонки с маркой пива. – Покруче нашего, собачьего. С гладиаторскими боями. Готов спорить, большую часть клиентуры к себе переманит. Он же здесь с половиной завсегдатаев запанибрата.
– Так и будет, – хмыкнул я, играя желваками. – Бизнес – штука жестокая. Кстати, хорошо, что ты заранее сказал насчет бойцовского клуба. Надо будет подойти к Карелу, потрещать. Может, еще не всех уборщиков в штат набрали, глядишь, и для меня теплое местечко найдется. Как думаешь, Костян? Потяну? Со шваброй и пылесосом?
– Ладно тебе, Кент, – бармен тронул меня за плечо, – Кончай дурковать. Я вполне понимаю твое состояние, но…
– Ни фига ты не понимаешь! – отмахнулся я, сбросив с плеча руку Кости. Получилось довольно грубо. Костя поджал губы, смерил меня холодным взглядом и отошел на другой конец стойки, куда как по взмаху волшебной палочки тут же подрулила парочка клиентов.
…Мне пришлось долго ждать, когда Костя снова наполнит мой бокал. Он старательно делал вид, что не замечает, как я стучу пальцами по стойке, я же принципиально не вставал со своего излюбленного места. Наконец в раздаче напитков клиентам у Кости возникла передышка, наши взгляды встретились, и он с каменным лицом двинулся в моем направлении. Пора было извиняться.
– Прости, старик, я погорячился. Столько дерьма сразу вылилось – тут любой захлебнуться может, – казал я примирительно.
– Ничего. Со всеми бывает, – бармен проводил глазами кого-то за моей спиной. Я не выдержал и обернулся. За один из столиков садились пожилой солидный мужик и высокая, эффектная блондинка с огромным бюстом, одетая в серебристое, облегающее каждую выпуклость и впадинку роскошного тела вечернее платье.
– Ты их знаешь? – спросил я.
– Лично – нет. – Костя достал из-под стойки полотенце и привычным движением протер лакированную поверхность, на которой моя кружка оставила круглый мокрый след. – Но кто такие – в курсе. Это судовладелец из Эстонии. А секс-бомба – его переводчица. Некоторые прибалты слишком быстро русский язык забыли, – саркастически бросил он. – Они были здесь две недели назад, когда ты в Штаты ездил. И знаешь, с кем встречались? – Глаза Кости превратились в две узкие щелочки. – С самим Браташем. Усекаешь тему, Ручечник?
– Да уж, – я сделал большой глоток и облизал губы. – Не часто он здесь бывает. Не того полета ягода, чтобы на местных собачках после трудов праведных оттягиваться. Для него весь город – как собачки на ринге…