— Интересно, каким образом ты их получил?
— Нес папку с личным делом, ради любопытства сунул нос внутрь.
— Понятно... Тогда открой последние два листа, форма сорок-пять эй и би. Впиши то, что запомнил, отдашь мне. И постарайся больше никому эти цифры не называть. Это конфиденциальная информация.
— Да, Сакамото-сэнсей.
Так, что у нас здесь. О, знакомая штука, очень похожа на ту, где были забиты результаты тестирования. Достаю ручку, начинаю черкать.
Убедившись, что я занят делом, профессор снова превращается в доброго дедушку и командует остальным:
— Так как вы у меня уже не первый день, то начинаем работать. Не забываем в деталях описать все, что удалось достичь за три месяца. У нас исследовательская группа, мы фиксируем весь процесс.
Через пять минут встаю, с поклоном возвращаю заполненную форму. Затем спрашиваю:
— Могу я задать несколько вопросов, Сакамото-сэнсей?
— Разумеется, слушаю тебя.
— Я не уверен, что вопросы не будут столь же конфиденциальны.
Профессор улыбается:
— Торопишься жить? А то, что такое поведение может обидеть других студентов?
Оборачиваюсь, разглядываю напряженные лица. У кого-то заметно обиду. У кого-то затаенную злость. У кого-то зависть. Доброжелательных точно нет. Разворачиваюсь обратно:
— Это студенты, Сакамото-сэнсей. У них уже выбранный путь. Медицина. Лечение больных. Или работа в каком-нибудь научном центре вивисектором над перегоревшими абэноши. Я же стою в самом начале пути. Боюсь, мои вопросы и пробелы в знаниях вряд ли их заинтересуют. Они это уже знают, умеют и думают, что лучше меня... В этом они правы. В медицине я полный ноль. Но я не хочу изучать алфавит, его я дома по букварю освою. Я хочу спросить про то, как правильно складывать хайку.
— Ну у тебя и запросы, — вздыхает старик. — Ладно, пойдем в мой кабинет. Все равно эти “лучшие” с бумагами будут возиться минимум час. Послушаю я твои конфиденциальные вопросы.
Еще дома я прикидывал, насколько полно можно доверять Коичи Сакамото. С одной стороны — он в контрах с официальными властями. Для меня это плюс. С другой — он сильный абэноши и его цели мне неизвестны. В итоге, как ни ломал голову, ничего путного не придумал. Решил играть от ситуации. Терять мне особо нечего. Даже если будет конфликт и у меня тупо пережгут дар, то руки-ноги останутся. А ими я много чего могу сделать без опоры на огненные фокусы.
— Что такое открывшийся дар, Сакамото-сэнсей? Как он завязан на внутреннюю энергию и как люди ее накапливают? В учебниках и интернете на эту тему все очень абстрактно.
— Хочешь сказать, что я могу объяснить тебе это в двух словах?
— Очень на это надеюсь. Из моей практики получается, что любую вещь можно объяснить просто. Даже квантовую неопределенность. Как только люди начинают придумывать дурацкие слова и путают собеседника, можно уходить и не тратить зря время. Значит, человек не понимает сам, о чем говорит. Или хочет тебя облапошить.
— Мдя... — мое заявление насмешило старика. — С тобой будет очень интересно, Тэкеши-сан. Такое впечатление, что тебя не особо прельщает официальный путь.
— Вместе со всеми к офисному счастью? Спасибо, не интересно.
— А как же статус абэноши?
— Вы про то, что одна десятитысячная возомнила себя равными богам и теперь плюет на головы остальных японцев? Спасибо, мне проще тогда отказаться от столь сомнительного счастья.
Крохотный кабинет у профессора прямо за аудиторией. Стол с кучей бумаг, шкафы с папками. Одинокий стул напротив. Наверное, для студентов, вызванных “на ковер”. И окно, из которого видно парковку. Абсолютно утилитарное место — исключительно для работы
Сакамото сдвигает груду бумаг, садится на столешницу и опирается руками на край. Теперь я понимаю, что не у меня одного была трудная неделя — старик изрядно вымотался. Хотя и держится бодрячком. Кивком головы предлагает мне сесть. Я подхожу к окну, пристраиваюсь на широком подоконнике. Вижу улыбку — а что такое? Мне снизу вверх со стула разговаривать неудобно.
— Значит, ты не хочешь быть абэноши.
— Я хочу понять — что это такое. И что это мне даст. Мне, моей семье, моим соседям. Я не хочу играть по чужим правилам. Если все так плохо — проще получить блокиратор. Или перегореть самому. Тогда от меня точно отстанут.
— Как все просто. Отказаться от крыльев, чтобы продолжать ползать в грязи.
— Не всем быть орлами, — возражаю ему. — Особенно, если за это надо платить чужими жизнями. Не мое...
— И чем займешься?
Демонстрирую руки:
— Вот. Могу забить гвоздь. Могу отремонтировать машину. Могу дать в морду тому, кто мне не нравится. Я сын рыбака, меня с серебрянной ложечки не кормили. Я умею работать головой и остальными частями тела. Для меня это не проблема.