Родители разводились и не могли поделить Яшку. Ведь он был один у них. Уже второй год шла непримиримая война. Папка жил в соседней Зойкиной квартире... Из-за этой связи родаки и расстались. Отец и мать встречались почти каждый день на лестничной площадке. Каждый день Яшка слышал ругань, взаимные обвинения. Его тягали из стороны в сторону, каждый пытался перетянуть на свою. В результате он врал, изворачивался, сгорая от стыда перед одноклассниками и соседями.
Врал и уходил ночевать к деду. Деду он говорил одно, мамке — другое, отцу — третье. Иногда так завирался, что забывал, кому и что он весил на уши. Но после махал рукой. По факту он всё равно никому не нужен. Когда он смывался, родаки продолжали биться не на жизнь, а насмерть, разгоняя обиды и взаимные претензии. Даже Зойка, и та старалась в их баталии не вмешиваться. Зойка… Яшка часто представлял её с отцом, краснел и стыдился, меняясь с ним местами.
У каждого был свой собственный местечковый кошмар... к которому подмешивался страх, гораздо больший — страх хаоса. Страх Апокалипсиса...
Марк опустил крылья, и морок исчез. Пацаны оглянулись, приходя в себя, и Кочемар вновь окунул их в щемящую темноту морока. Снова и снова слыша тихий вой, с которым они встретили неразрешимые болючие язвы ночных кошмаров. Он издевался над своими прежними мучителями.
Особенно над Славкой. Славка Обидин много кому не нравился. Он кошмарил одноклассников и ребят помладше, пока в восьмом в класс не пришёл новенький. Новенький был в два раза крупнее Обидина и сразу захватил власть в свои руки.
И взялся он не за кого-то, а за самого Обидина. Одного его. Обидин не понимал, почему. Он злился и даже готов был стать шестёркой новенького, но тот не желал ничего слушать. Ему было достаточно унижать самого сильного и авторитетного в классе пацана.
Никто не воспротивился такому выбору, и класс вздохнул с облегчением. Один Славка затаил обиду. Он мечтал отомстить... и вернуть право первенства. Его ущемлённое самолюбие не хуже язвы болело, зубы сводило от яростной злобы, копилась желчь неудовлетворённости... Часто он приходил в школу, как взведённый курок. Но никто, даже его друзья не знали, что происходит. Про свою семью он никогда не рассказывал…
Славка видел огромного монстра с красными глазами, который хотел его раздавить… Славка убегал, спасаясь от гигантских ступней, горой обрушивающихся у него за спиной. Кочемар управлял его движениями, создавая иллюзию надвигающийся неотвратимой опасности. Смертельной опасности.
Пацаны рухнули ему в ноги, моля о прощении.
Теперь он правил бал...
***
Виль проснулся поздно. Всю ночь его тоже мучили кошмары, сцены Армагеддона мешались с детскими воспоминаниями о матери. Его ли? Мамку он видел всего пару раз. Он знал, что она лечилась от какой-то болезни. Иногда возвращалась в семью. Потом ей становилось хуже, и мать снова госпитализировали.
Что за болезнь её изводила? В детстве бабуля говорила ему, как она называется, а потом память стёрла всё, что было связано с матерью и её состоянием. Они с бабкой о ней никогда не разговаривали, и он привык чувствовать себя сиротой при живой матери.
Карлов он был по отцу. Бабуля дала ему эту фамилию, взяв на себя права опекуна. Так проще было оформлять разные бумажки. «Да и положено сыну носить отцову фамилию», — сказала бабуля и поставила на этом точку. Про Гороховых она ни помнить, ни слушать не желала после всего случившегося с сыном.
Виль от неё ничего не слышал о том. Знал только, что приютила Тому, его мать, носившую под сердцем внука. В юности вся эта история его не занимала, а сейчас заинтересовало было, да бабуля подбросила свинью — решила умереть.
Сны его изводили. По капле они возвращали ему память: обрывочную, бесполезную, завораживающую воображение. С примесью мистической трагичности... щемящей душу, сжимающей сердце в стальной кулак.
6.