Оставив смердящего язвами Кощея, на страже пленников Кочемар удалился. Он хотел взглянуть на город. Этот маленький райончик, и тот большой город — столицу своего будущего царства. Хотел побыть один перед предстоящей Великой битвой...
***
Баба Оля пришла в себя, лёжа на матах, и начала стонать. Тело её, сломленное бедой и отчаянием, потеряло желание сопротивляться болезни. Температура поднялась, язвы появились у всех в тесном помещении душевой, но бабуля с каждым часом слабела всё более. Изо рта её то и дело вырываться кашель.
Маар Славка при каждом звуке вздрагивал. Виль делал своё дело — бациллы выплёскивались из него, разлетаясь на всех присутствующих. Теперь не нужно было иметь ранку, чтобы заразиться. Лёгочная форма распространялась воздушно-капельным путём. Со всех сторон разносилось тяжелое сопение. Поражалась кожа. Лимфатические узлы раздувались, реагируя на проникновение чужеродного элемента, всё сильнее затрудняя дыхание. Баба Оля захрипела...
Славка издал нечеловеческий вопль, разрывая на теле одежду. С такой силой, словно хотел выбраться наружу из клетки собственного тела. Сопротивляясь каждому своему движению, он поднял бабушку на руки и, пнув дверь ногой, вышел из душевой комнаты.
Глаза светились дьявольским огнём, тело передвигалось со скоростью бешеного вепря, когда он пронёсся через весь город и, ломая входные двери, остановился на пороге больницы. Дежурные с воплями выскочили из приёмного отделения и закрыли за собой двери.
Только тогда Славка пришёл в себя.
— Помогите... помогите, — не находя в себе сил, шептал он. Прошло не менее пяти минут, как медперсонал прислушался к слабым стонам и решился выйти из укрытия. Но то, что они увидели, поразило их ещё больше: подросток и старушка были в ужасающем состоянии.
— Помогите бабушке! Это язва...
— Сибирская язва? — спросил один санитар у другого.
— Похоже на Сибирскую язву. Эпидемическое положение... Освободите ковидные палаты. Чувствую, двумя больными дело не обойдётся... — дал распоряжение дежурный врач.
10.
Дульсинея ехала всю ночь. Только утром, сойдя с поезда, она, потягиваясь, вышла на привокзальную площадь и огляделась в поисках автобусной остановки. Было около семи. Город просыпался медленно, но с электричек уже тянулись вереницы дачников с большими охапками букетов в руках.
Первое сентября.
— Ох, ох! Городские чаще стали пользоваться цветочными ларьками, но старушки всё ещё надеются продать свои астры, гладиолусы и цинии, выращенные на приусадебном участке, чтобы хоть немного заработать, — заохала она, видя, как из цветочного магазина выходит женщина с букетом роз в красивой голубой упаковке и, презрительно поглядывая на бабушек, расставляющих свежесрезанные астры в трёхлитровые банки, морщась, быстрее пробегает мимо, торопясь домой к одетому с иголочки отпрыску. А к бабушкам спешат мамочки попроще...
— Не все готовы выложить кругленькую сумму за шикарный, но никому не нужный букет, который утонет в море цветов, подаренных учителю, и засохнет так же, подобно другим...
Она уже подходила к остановке, когда увидела нужный автобус. В этот час мало кто спешил в спальный район, и в автобусе был всего один единственный пассажир...
— Марик! Марк! Погодите! — Дульсинея почти перегородила автобусу дорогу, но водитель, не замечая её, развернулся на кольце привокзальной площади и, набирая скорость, помчался прочь. Дульсинея встретилась с Марком взглядами и увидела лишь темноту. Темнота светилась и во взгляде водителя.
— Неужто опоздала? Да не может быть!
Дожидаться следующего автобуса женщина не стала и побежала искать такси. Нужно было торопиться. Она упала на заднее сиденье автомобиля, вынула из кармана листок с записанными на нём рунами и начала повторять.
— Главное сказать это всё верно. Я знаю, у меня получится. Скороговорки же получается тараторить, частушки, и это выучу!
***
Наталья не спала всю ночь и когда в дверной звонок позвонили, она рванулась открывать.
— Мама? Мама, ты зачем здесь? Марка не ночевал дома! Не знаю даже, где его искать. Друзей у него нет. Оббегала весь район: ничего! А сегодня же первое сентября! Он даже не одет!