— До семидесяти тысяч! — воскликнул Мазепа. — Что ж король?
— Рад-радёхонек! — отвечал Герциг, пожимая плечами. — Он прислал к вам старого нашего приятеля, немца Л ей стен а, который был у нас в плену и по вашему ходатайству помещён в царском войске. Он передался к вам добровольно и хочет переговорить с вами...
— Где он? Позовите его! — сказал Мазепа с нетерпением. — А вы, друзья мои, оставьте меня наедине с немцем!
Орлик и Герциг вышли из палатки и впустили перемётчика, который был в русском офицерском мундире, со шпагою.
Мазепа встал с кресел, распростёр объятья и, прижав к груди Лейстена, сказал:
— Приветствую тебя, верный друг мой, и благодарю за верную службу!
— Служба моя кончилась! — отвечал Лейстен. — Я делал всё, что мог, уведомлял вас при каждом случае обо всём, что мог узнать, и теперь должен был явиться к вам лично...
— Обещанное тебе награждение готово, любезный друг, — сказал Мазепа, прервав речь Лейстена. — Хотя русские ограбили меня, но у меня ещё есть столько, чтобы поделиться с друзьями моими.
— Не в том дело, господин гетман! — возразил Лейстен. — Я пришёл к вам с вестью, которую не мог никому поверить. Жизнь ваша в величайшей опасности: противу вас составлен заговор...
Мазепа побледнел. Посинелые уста его дрожали: он неподвижно смотрел на Лейстена и, не говоря ни слова, присел в креслах, как будто ослабев.
— Слушаю! — сказан гетман дрожащим голосом.
— Вы знаете, что Палий возвращён из Сибири, — проделывал Лейстен. — Он теперь так слаб и дряхл, что едва держится на коне и уже не может предводительствовать казаками, которые чтут его, как полубога. Но при нём находится дружина, из отборных казаков его прежней вольницы, которою начальствует тот самый есаул, которого вы пытали в Батурине и который был сослан...
— Огневик! — сказал Мазепа с жаром. — Но я слыхал, что он погиб?
Он недавно явился в царском лагере, и царь, по ходатайству Палия, простил его. Огневик заставил дружину Палия поклясться, не жалея жизни, искать вас в первом сражении и во что бы то ни стало — убить!..
— Разбойники! — сказал про себя Мазепа и притом примолвил громко: — Благодаря твоей дружбе им не удастся это. Скажи же мне, что замышляет царь?
— Он знает о состоянии войска шведского и решился напасть на нашего короля...
Мазепа только пожал плечами и, помолчав несколько, сказал:
— Поместись, друг мой, в палатке Орлика. Мы после переговорим с тобой, а теперь я должен идти к королю и поздравить его с днём рождения.
Мазепа вышел из ставки вместе с перемётчиком и отправился в шведский лагерь, велев одному из сторожевых казаков следовать за собою.
Карл, возвратясь из разъезда, ещё не слезал с коня и осматривал лагерь. Он остановился возле толпы своих солдат, которые шумели и спорили между собою.
— Что это такое? — спросил Карл.
Один из солдат выступил из толпы и, подавая королю кусок чёрного, чёрствого хлеба из мякины и отрубей, сказал:
— Вот что нам роздали на праздник! Трое суток мы голодали, а на четвёртые не можем раскусить и разжевать этого лакомства...
Солдаты обступили короля и смотрели на него с любопытством, ожидая нетерпеливо, что он скажет. Голод и нужда сделали сварливыми, недоверчивыми и беспокойными сих неустрашимых воинов, которые преодолели столько трудов единственно из угождения своему венчанному полководцу и из любви к нему.
Король взял кусок хлеба, разломал его и стал спокойно есть. Отдавая остальное солдату, король сказал хладнокровно:
— Хлеб нехорош, но есть его можно, особенно когда нет лучшего.
Солдаты посмотрели друг на друга и молчали. Король удалился, и они без ропота принялись за пищу, которая прежде казалась им противною. Между тем король возвратился к своей палатке, где ожидали его генералы. Приняв поздравления, он слез с лошади и, ступив на ногу, захромал. Камердинер бросился к нему и, увидев кровь на сапоге, закричал:
— Вы ранены, ваше величество!
Все пришли в беспокойство.
— Кажется, что так! — отвечал король, обращаясь с улыбкою к фельдмаршалу графу Рейншильду. — Когда я преследовал русскую партию, — примолвил король, — два казака несколько раз врезывались в средину нашего эскадрона, как будто ища кого-то...
— Верно, меня! — сказал про себя Мазепа.
— Один из них, высокого роста, черноволосый, сильный, гонялся за моими казаками, заглядывая каждому в лицо, как будто желая узнать знакомого...