Когда Молли покинула палату Эйдена, она просто-таки сияла, словно мою девочку подменили. Легкий румянец на щечках, довольная и невероятно милая улыбка. Даже представить не могу, что такого мог сказать ей Лиам, чтобы она практически парила над землей. Смогу ли я когда-нибудь стать для нее тем, из-за кого она будет чувствовать себя именно так?
– Франко, – тихо произнесла она, когда мы сели в машину. Я повернул голову, чтобы посмотреть в шоколадные глаза своей девочки, но наткнулся на опущенную голову и пальцы, которые теребили ремень безопасности. На мгновение внутри что-то дернулось, и ужас стал медленно захватывать меня в плен, пока я не вспомнил ее улыбку и не понял, что она не может сейчас просто взять и сказать о чем-то ужасном. Она колеблется и, наверное, хочет что-то попросить.
– Да, сахарная, – четко ответил я, и, наконец-то подняв голову, она посмотрела мне в глаза.
– Я хотела… Я понимаю, как это может выглядеть со стороны, но ты ничего такого не подумай, ладно, – протараторила она поначалу какую-то бессмыслицу, отчего я едва сдержал улыбку. Молли была неимоверно мила, и мне просто хотелось прервать поток речи поцелуем, но я сдерживался, чтобы дослушать ее до конца. – Черт, я хочу домой!
Повисла пауза. Короткая. Улыбка сошла с моих губ, но я все понимал и ничего даже не собирался говорить. А Молли как раз-таки продолжила.
– Я знаю, что ты сейчас скажешь, Франко, – выдохнула она, казалось, оставив свои легкие без единой молекулы воздуха, – но мне это необходимо, понимаешь. И бар…
– Сахарная…
– Я ведь не могу так все бросить, там ремонт… и…
– Молли, – громче обычного произнес я и внутренне растаял от того, насколько по сравнению с моей холодной рукой была горяча ее щека. Молли встрепенулась и замолчала, уставившись на меня, ожидая своего гребаного приговора. – Сахарная, я ничего не имею против, и мы обязательно что-нибудь придумаем, но дай мне немного времени, ладно? Несколько дней, чтобы я понял, как обеспечить тебе хотя бы какую-то безопасность. И, обещаю, тебе не придется жить в доме моего брата…
– Дело не в этом, Франко, – она посмотрела на меня так, словно я вот только что указал ей на то, что она пленница, хотя этот дом был отчасти и моим, пусть я уже давно и не считал его таковым .
– Именно в этом, сахарная. Но я тебя прошу, просто… потерпи. Совсем немного. Хорошо? – я провел большим пальцем по ее дрожащим слегка приоткрытым губам, ожидая ее ответа, хотя наперед знал, что моя девочка согласится. Она не так глупа и прекрасно понимает, что забор Уго выдержит больше пуль, нежели ее едва держащаяся на петлях дверь.
– Хорошо, – кивнула она.
Впервые за долгое время я почувствовал странное умиротворение. Настолько сильное, что едва не до тошноты. Но это было лучшим из того, что могло бы быть.
Я понимал, Молли чувствует себя неудобно в чужом доме, но лучше быть живой, чем…
Всю дорогу мы просто говорили о том, о чем говорят нормальные люди каждый день. Я слышал такие разговоры не один раз, когда сидел на набережной, пожевывая бургер. В те мгновения я был настолько разочарованным в своей жизни, что и близко не думал о том развитии событий, где я снова смогу вести обычные человеческие беседы. Я узнал, что Молли из очень маленького городка на севере, и что она любит спокойную музыку. Еще она поделилась тем, что обожает одиночество и тишину, особенно после отношений с Ньютоном. Вспоминая о гребаном мертвом продажном копе, моя девочка несколько раз задерживала дыхание и потирала определенные участки своего тела. Я догадываюсь, что он позволял себе поднимать на нее руку, и сейчас ему просто повезло. Ведь если бы я смог до него добраться, смерть показалась бы ему гребаным курортом.