– Твой друг, вероятно, ошибся, – пожал плечами Леон и, тщательно замаскировав злость в глазах – на Итана? – посетовал: – Советую присмотреться к нему перед делом, ведь он чертовски рассеян в последнее время.
– О, да брось! – не выдержав, рявкнул я, вскочил и сердито уставился на хозяина кабинета. С трудом подавил желание шандарахнуть по столу кулаком и процедил сквозь зубы: – Вы что-то от меня скрываете? Я же узнаю, черт возьми! И лучше, если от вас!
Это странное молчание объясняло – меня явно держат в дураках.
– Сядь и успокойся, Франко, – грохотнул металлом в голосе Леон.
– Я не могу быть спокойным, оставаясь в чертовом неведении, – буркнул я, уже пожалев о вспышке злости, и плюхнулся обратно в кресло. Выудил из кармана сигареты, закурил.
Леон чуть заметно поморщился – не любил запах, как он выражался, «вторсырья», к коему причислял все, кроме сигар – но ничего не сказал. И это напрягло еще больше.
– Ты не захочешь этого знать, – прочистив горло, наконец произнес он.
– Не захочу? – прищурившись, уточнил я, чувствуя неладное. А ведь Итан накануне тоже ушел от ответа. – Или мне не стоит знать?
– И то, и другое, – сказал, как отрезал, Моро, разливая остатки виски по нашим стаканам.
Несколько минут мы напряженно сверлили друг друга взглядами. И я был не намерен сдаваться. Многие боялись этого вот ты-чертов-паршивец-на-кого-посмел-наехать взгляда, да и немногие, честно говоря, решались перечить боссу, но не я. Срать я хотел на это. Спасибо специфическому детству и бурной юности.
При всей инертности моей жизни в последнее время я не утратил ту черту характера, которая нравилась моему отцу, бесила Луку и пришлась очень по душе Леону. Итан тоже был в курсе и, подкалывая, называл меня питбулем. И я не обижался, понимая, что это правда. В малейший клочок информации, попадавший ко мне, я вцеплялся, как тот пес бойцовской породы, и не успокаивался до тех пор, пока не узнавал все.
И сейчас Моро тоже, видимо, об этом вспомнил и не сильно радовался.
– Эта куколка должна быть слишком сладкой, если ты не упомянул о ней, – примирительно заметил я, поднимая в воздух стакан и лениво рассматривая его содержимое в свете настольной лампы.
Пить-то уже особо и не хотелось.
– Франко, – строго произнес Леон, не купившись на мой равнодушный тон, – ты дал обещание не высовываться!
Надо же, Моро нечасто напоминал мне о том случае. Мы с Итаном однажды едва не попали в замес. Дело сделали, но сами чуть не отдали Богу душу. Леон костерил нас так, что, я думал, его удар хватит. И да, тогда он заставил нас дать обещание не лезть на рожон и контролировать эмоции. И мне это легко удавалось... До сегодняшнего дня.
– Чья она, Леон? – настойчиво повторил я.
– Нужно напомнить Итану, чтобы он держал чертов язык за зубами, – сердито проворчал Леон прежде, чем посмотрел на меня. – Судья Фостер слишком поздно узнал, для кого эту машину пригнали в город.
– И как это касается судьи Фостера? – прищурившись, я подался вперед и уставился на Моро в ожидании внятного объяснения, какого хрена в нашей беседе всплыла фамилия окружного судьи. Тот молчал. Ох, чтоб меня, попахивает дерьмово. Неужели эту красочную тачку решил приобрести себе мой непутевый братец? Кровавая власть и такая же в тон машина? О, я не буду удивлен.
– Моретти! – рыкнул Леон, темнея лицом. Я определенно взбесил его своей настойчивостью, но, черт побери, глядя в наливающиеся кровью глаза босса, я еще сильнее захотел раскрыть инкогнито будущего владельца «ламборджини».
Напряжение повисло в этот момент между нами, словно я, аки блудный сын, явившийся домой под утро и бухой, а Леон – отец, готовый наказать меня за провинность и ожидающий раскаяния. Только вот мне, как тому юнцу, накачанному винными парами и заряженному запрещенным адреналином, слушаться не хочется, а хочется взбунтоваться и довести родителя до белого каления в попытке показать, что я уже большой мальчик, и со мной надо считаться.
Все предельно просто – мне нужна информация.
– Для. Кого. Ее. Доставили. Сюда? – нарочито медленно процедил я.
Леон тяжело вздохнул, пожевал губы, разглядывая меня и словно решаясь, сказать или нет. Так, как будто ему не хватало самой малости, чтобы сделать это, как будто он давал мне шанс отступить, притормозить, но одновременно с этим понимал, что этого не будет, что уже все случилось, и назад дороги нет.
Будь у меня сейчас нож, воздух можно было бы резать, точно масло.
– Леон?!
– Ребекка Фостер, мать твою, Моретти! – побежденно выдохнул Моро и, схватив стакан, жадно осушил его в три глотка.
Я застыл. Дыхание перехватило. Виски сдавило, словно голова попала в тиски.