– С пяти лет.
Томас попытался прикинуть, сколько ей сейчас. Не получилось.
– То есть сколько?
– Четыре года.
– Тебе девять?
– Да. А тебе?
Томас не знал точно. Наверное, они одного возраста.
– И мне. Почему-то думал, ты старше.
– Мне скоро десять стукнет. А ты здесь давно?
– Ага.
Тереза привстала, затем вновь села, подогнув под себя ногу. Хоть и неудобная, поза говорила о том, что стесняются его уже меньше. Томас тоже немного осмелел – разговор отвлекал от противного чувства дежавю.
– Почему нас к остальным не пускают? – спросила Тереза. – Другие дети где-то там кричат и смеются. Я слышала. И еще большую столовую видела.
– Тебе тоже еду в комнату носят?
Тереза кивнула:
– Три раза в день. По вкусу – так дерьмо натуральное.
– Ты знаешь, какое дерьмо на вкус? – Томас задержал дыхание: может, еще рано шутить.
Тереза за словом в карман не полезла:
– Да уж не хуже, чем здешняя еда.
Томас с облегчением рассмеялся:
– Ага, точно.
– Значит, мы особенные, да? – Серьезный тон Терезы снова сбил Томаса с толку.
Он кивнул, постаравшись придать своему лицу как можно более умное и серьезное выражение, – не хотелось признаваться, что он об этом не думал.
– Ага. Должна быть какая-то причина, почему нас держат отдельно от всех. Но какая? Мы ведь даже не знаем, почему вообще тут оказались. – Он рассердился на себя: «почему» да «почему», поумнее ответа придумать не мог?
Тереза, похоже, ничего не заметила.
– Ага. У тебя тоже уроки с утра до вечера?
– Ну да.
Тереза кивнула, потом сказала как-то рассеянно:
– Мне все время говорят, что я очень умная.
– И мне. Чего это они?
– Наверное, это как-то связано со Вспышкой. Твои родители заболели? Тебя поэтому ПОРОК забрал?
Вся радость, которую Томас разрешил себе чувствовать, неожиданно улетучилась.
Он вспомнил ошалелого от ярости отца, вспомнил прощание с мамой, а ведь ему тогда и пяти не было.
– Не хочу об этом говорить.
– Почему? – спросила Тереза.
– Не хочу, и все.
– Ладно. Я тоже не хочу. – Она вроде не рассердилась.
– Почему мы вообще здесь? – Он обвел рукой комнатушку. – Ну правда, что мы делать-то должны?
Тереза сложила руки на груди и опустила ногу.
– Разговаривать. Это какой-то тест, наверное. Не знаю. Извини, что я такая скучная.
– Ты обиделась, что ли?
– Не-а. Просто ты какой-то неразговорчивый.
А мне так хотелось, чтобы у меня был друг.
– Прости. И мне хотелось. – Томас ругал себя за то, что все испортил.
Тереза улыбнулась.
– Они, наверное, хотели посмотреть, поладим ли мы.
– Да пусть смотрят на что хотят. – Он тоже улыбнулся. – Чего гадать? Я уже давно это дело бросил.
Помолчав, она сказала:
– Ну что, дружба?
– Дружба.
Тереза протянула руку через стол.
– Руку давай.
– Ага. – Он потянулся к ней навстречу, и они пожали друг другу руки.
Тереза снова села на стул, выражение ее лица поменялось.
– А у тебя голова не болит иногда? Ну, не как обычно, а где-то глубоко в черепушке.
Наверное, по лицу Томаса было понятно, как он изумился.
– У тебя тоже? Правда? – Он уже собирался рассказать, что как раз утром у него ужасно болела голова, и еще, может, про ощущение, что все это с ним уже было, но Тереза вдруг приложила палец к губам.
– Тихо. Идут. Потом договорим.
Как она услышала? Чудеса какие-то. Томас ничего не слышал, однако через секунду к ним и правда постучали. В приоткрывшейся двери появилась лысина доктора Левитта.
– Ну что, ребятки, – весело сказал он, посмотрев сначала на Томаса, а потом на Терезу. – На сегодня хватит. По комнатам. Все прошло отлично, так что теперь вы будете видеться часто.
Томас и Тереза переглянулись. Что именно сказали ему ее глаза, он не понял, но, похоже, у него теперь и правда есть подруга. Они встали и пошли за Левиттом. Хорошо, что им разрешили встретиться, путь и ненадолго. Главное, надо правильно себя вести, и, может, тогда разрешат видеться чаще, как и обещали.
Уже у дверей Тереза остановилась и задала Левитту вопрос. Даже два. От которых у того напрочь испортилось настроение.
– А что такое Стерка? И правда, что семь детей умерли во время операции?
– Откуда… – начал было Левитт, потом осекся – понял, что Тереза узнала что-то такое, что не должна была узнать. – Где ты взяла эту чушь?
Об этом же думал и Томас – он-то ничего такого не слышал.
Тереза пожала плечами.
– Когда взрослые при детях разговаривают, то думают, что их не слышно.