Нырнув в соседний переулок, я остановился, чтобы проверить, не остался ли поблизости кто-то, кто мог бы заметить моё мгновенное исчезновение. Убедившись, что никого нет, я был готов воспользоваться своей скоростью, когда вдруг всё вокруг словно пронзила жгучая волна боли — мои уши ощутили резкий, отчаянный вопль, доносящийся с противоположного конца улицы.
— Помогите!
Глава 4
«Помогите…» — этот испуганный женский голос, который вдруг пронзил мои уши, оказался подобен раскалённой спице, вонзившейся прямо в мозг. Я почувствовал, будто меня одновременно ударили молнией и окунули в ледяную воду. В ту же секунду мои ноги подкосились, и я упал на колени, сжав голову руками. Боль была настолько интенсивной, что я не сразу понял, что происходит. Я раскачивался вперёд и назад, словно пытаясь стряхнуть с себя эту мучительную вспышку. «Что со мной? Откуда такая адская боль?» — мысли лихорадочно метались, пока мир вокруг стал будто размываться.
Впрочем, с каждым ударом сердца боль понемногу стихала, а вместе с ней и ужасающее эхо этого крика: я больше не слышал отчаянного «Помогите!» — лишь звенящую тишину в ушах и хриплое дыхание, вырывающееся из моей груди. Слух постепенно возвращался в норму. Когда я наконец смог осознать происходящее, догадки сами собой сложились в цельную картину: скорее всего, только что пробудилась ещё одна моя способность — суперслух. Надеюсь, в следующий раз меня не будет так выворачивать.
Я медленно поднялся на ноги и оглядел тёмный переулок. Тихо. И всё же где-то кто-то звал на помощь — это было слишком явственно. «Как бы то ни было, нужно найти того, кто кричал», — решил я. Вряд ли кто-то звал «спасите» просто ради шутки. Скорее всего, напали на бедняжку. Не теряя больше времени, я сорвался с места.
Мелькания стен, взлетающий мусор, едва различимые вспышки света от уличных фонарей — я мчался, то и дело меняя направление, прочёсывая переулок за переулком, словно невидимый сгусток ветра. Мне даже казалось, что я слышу, как уличные кошки шарахаются в сторону от возникшего ниоткуда смерча. Если бы кто-нибудь смотрел на город с высоты птичьего полёта, то, наверное, увидел бы лишь еле заметные линии, словно молнии, разрезающие тёмные проулки Нью-Йорка.
В душе билось напряжённое ожидание: «Где же она? Голос явно женский. Может, даже девчачий…» И тут я резко притормозил в одном из особенно тёмных дворов, где фонарь бессильно мигал, словно мотылёк, бьющийся о стекло. Прислонившись к холодной кирпичной стене, стояла девушка лет шестнадцати, её плечи дрожали, а взгляд был обращён на троих бандитов, окруживших её с откровенно недобрыми намерениями. Ещё один стоял чуть поодаль, явно «на шухере»: он курил и то и дело бросал взгляды в сторону улицы. Все четверо были одеты в одинаковые кожаные куртки с нашивками, напоминающими байкерские символы. «Кажется, цель найдена», — пронеслось у меня в голове.
Я не стал медлить. В долю секунды натянул капюшон ветровки, чтобы прикрыть часть лица, и рывком переместился к парню, что стоял на страже. Стремясь не переборщить с силой, я аккуратно шлёпнул его по затылку раскрытой ладонью. В голове мелькнуло: «Лишь бы у него не разлетелась черепушка, как у переспевшего арбуза». Парень не успел даже обернуться, как его колени подкосились, и он бессознательно рухнул на землю. Я тут же «вернулся» в нормальную скорость восприятия, чтобы не было ощущения, что вокруг меня одни статуи.
Шум падения, разумеется, не остался незамеченным. Трое других бандитов резко обернулись. Один из них — темнокожий парень с длинным шрамом на скуле — потрясал ножом в мою сторону:
— Эй, ты кто такой? Что с Эдди сделал? Ты проблем захотел? — в его голосе звучала злость, вперемешку с искренним непониманием, как я сюда попал так незаметно.
Девушка, увидев, что их внимание переключилось на меня, воспользовалась моментом. Она мгновенно дернулась и, пока один из бандитов стоял к ней спиной, с размаху врезала ему ногой между ног. Я буквально кожей ощутил, как этот удар отзывается во всём теле несчастного. Из-за мужской солидарности, автоматически разогнал своё сознание до предела, и всё вокруг меня перешло в режим замедления. Стало похоже на кадры из старого боевика: лицо парня исказилось в гримасе боли настолько картинно, что я даже подумал, не переборщила ли она. Его глаза закатились, показывая белки, а веки дрожали, словно он вот-вот потеряет связь с реальностью. С громким, но медленным стоном, который в моём восприятии звучал, как тянущееся «ооооох…», бедняга оседал на колени — аккуратно, степенно, будто постановщик балета хореографировал его агонию. Мне, признаться, даже стало его немного жаль, однако тотчас возникла мысль с нервным смешком: «По крайней мере, теперь он знает, что такое карма».