Камбре было около пятидесяти, он был рослый и крепкий, с резко очерченным лицом, на котором доминировал огромный нос картошкой. Раньше он злился, когда его нос называли рубильником, но со временем принял это как свой отличительный знак.
Он прочитал сообщение еще раз и покачал головой. Алазар был следственный судья, вызывающий доверие: из тех, кто не остановится ни перед какой дверью, если заподозрит там неладное. Поэтому полицейские симпатизировали ему, тогда как некоторые из неприкасаемых его за это ненавидели.
Главный инспектор, довольно хмыкнув, углубился в детали заявки. Этой операцией он решил руководить сам.
Фонтенбло
Генри Марвин, прижав мобильник к уху, расхаживал по комнате, то довольно гримасничая, то нервно посмеиваясь, то сжимая левую руку в кулак и боксируя им воздух. Его сияющий взгляд кочевал от Барри к Брандау и обратно.
Марвин говорил с Римом.
И Рим сообщал ему хорошие новости.
— Большое спасибо, дорогой монсеньор Тиццани. Передайте святому отцу, что для меня и для ордена большая честь — сослужить Святой Католической Церкви такую службу. Я могу вас заверить, что Преторианцы покажут себя достойными этой чести.
Марвин отключил телефон и громко рассмеялся:
— Я добился своего! Свершилось! Это был наш славный монсеньор Тиццани. У него вчера вечером по возвращении состоялся разговор с папой. Недавно он еще раз звонил святому отцу. Старик страстно жаждет завладеть артефактами. Персональная прелатура Преторианцам Священного Писания обеспечена, — Марвин снова рассмеялся.
Барри не дрогнул ни единым мускулом. Марвин был человек вздорный, как дива, и теперешняя эйфория могла моментально обернуться своей противоположностью. Но если все идет так, как хочет Марвин, это сильно укрепит позицию Барри. Только его грязная работа сделала возможным этот триумф.
— Наконец-то! Наконец-то! Я так и знал! — Брандау захлопал в ладоши.
Марвин уселся в кресло и с признанием оглядел немца:
— Брандау, вы проделали хорошую работу. Сегодня я могу признаться: когда вы пришли ко мне полгода назад и заговорили об этом предложении, я поначалу принял вас за сумасшедшего. Но вы оказались правы. Рим должен изъять их из обращения!
— Я рад, что смог внести такой весомый вклад в успех Преторианцев, — Брандау страстно жаждал еще больших похвал.
— В будущем вы возглавите немецкую секцию Преторианцев, — покровительственно сказал Марвин. — Об этом я распоряжусь сразу же после своего избрания. Папа лично прибудет во Францию…
— Святой отец?
— Да, Брандау. Он приедет во Францию. Тиццани только что сказал мне, что завтра святой отец посетит склеп базилики Сен-Бенуа-сюр-Луар, чтобы поклониться мощам святого Бенедикта. Тихий, маленький частный визит. Никакой шумихи!
В базилике, которая вновь наполнилась монастырской жизнью лишь в 1944 году, покоились останки святого Бенедикта, перевезенные во Францию из Монтекассино в VII веке ради спасения их от лангобардов.
Брандау улыбнулся. Фонтенбло лежало к северу от Сен-Бенуа и было практически по пути. Удобно.
Марвин довольно хрюкнул. Наконец-то все получилось. Артефакты у него, и он на расстоянии вытянутой руки от своей цели. В лице Зарентина, он же Рицци, он имел наготове в случае необходимости еще одного классического козла отпущения. Но до сих пор, по словам Брандау и Барри, полиция Германии не продвинулась ни на шаг ни по берлинскому нападению, ни по нападению на автобане.
— Что-то вы так мрачно поглядываете, Барри! Выкладывайте, что там у вас? — Марвин сверкнул взглядом на начальника своей службы безопасности, все еще выжидательно стоящего перед письменным столом.
— Лавалье исчез.
— Что это значит?
— Он все еще не вернулся. А намеревался сегодня в полдень быть снова здесь. Но его нет. Мы пытались с ним связаться. Он не отвечает.
— А в типографию звонили?
— Там все в порядке. Лавалье привез им последнюю корректуру вчера ночью, с тех пор машины и запущены в печать. Завтра утром тираж нам доставят.
Марвин поневоле вспомнил о банкротстве Лавалье.
— Он еще не разобрался со своей вчерашней реакцией. Если у него хватит ума, он подготовится к тому, чего я от него требую. В противном случае…
Жан Сантерье и Виктор Фэйвр кивнули своему начальнику в последний раз.
— Удачи! — пробормотал Поль Камбре, когда те взбирались по приставной лестнице на крышу автофургона. Фургон стоял среди деревьев непосредственно у металлической ограды высотой два с половиной метра, которая на этом месте огораживала имение Преторианцев. Еще один из «черных пантер» притаился на крыше с двумя большими рюкзаками, приготовленными для лазутчиков.