Всю вторую половину дня папа провел в раздумьях и молениях в крипте базилики у раки с мощами и спрашивал себя, надо ли ему вообще принимать этого гостя.
Кальви приоткрыл дверь кельи и вопросительно просунул голову. Папа кивнул, и телохранитель отстранился, пропуская Марвина внутрь. Тот опустился на колени и поцеловал кольцо рыбака.
— Вы и ваши Преторианцы ввергают церковь в тяжелейшее положение, — начал разговор святой отец, как только они уселись на два простых стула. — По тому, что я сегодня услышал, вам вменяются в вину большие ошибки.
Марвин сполз со стула и упал на колени. Он смиренно опустил голову.
— Святой отец, Преторианцы в своей вере неукоснительно держатся церкви. Никто, ну никто не сможет утверждать, что мы предаем нашу веру. Преторианцев, должно быть, оболгали.
Марвин пел песню о зависти, предательстве и заблуждениях.
— Если вы помните, святой отец, именно я понял опасность этих языческих писаний и поспешил в Рим, когда вы были еще префектом Конгрегации веры. Признаюсь, на тот момент было ошибкой — выражать желание Преторианцев о признании в качестве персональной прелатуры. Если у вас возникло впечатление, что я ставлю условия, то… — Марвин опустил голову еще ниже и тихо продолжил: — Брат Иероним мог тогда понять меня неправильно…
— Вот это вряд ли, — ответил папа.
— Да, но тем не менее ничто не может заменить личного разговора, поэтому я также благодарен Богу, что это все-таки свершилось.
Папа молчал, уставившись на темные волосы коленопреклоненного. Внезапно Марвин вскинул голову:
— Святой отец, Преторианцы нуждаются в помощи. Мы предаемся под вашу защиту, дабы произвол мирской юрисдикции не растерзал нас, верующих, которые только и думают что о защите Священного Писания, Слова Божия. Лжи не удастся разрушить истину Священного Писания.
— А вам известно, в чем ложь, а в чем истина?
— Я видел таблички своими глазами, я с ужасом держал их в руках. В них прочно въелся запах дьявола. Каждое слово там — диффамация, поношение нашего Священного Писания. Это правильно, что Ваше Святейшество хочет навеки их похоронить.
— Кто это сказал?
Глаза Марвина сверкнули. Он поднялся и снова сел на стул.
— Я говорил с итальянским убийцей и вором, я читал текст двенадцати табличек. И я знаю: одной таблички не хватает — и она находится в распоряжении Вашего Святейшества.
Марвин упивался тишиной, возникшей после его слов, ибо она доказывала, что он попал в яблочко.
Папа крепко сплел пальцы на коленях.
— Я знаю даже больше. — Марвин довольно улыбнулся. Папа все еще не вышвырнул его. — Итальянский убийца и вор хотел продать таблички Вашему Святейшеству.
— Вы слишком далеко заходите, Генри Марвин.
Марвин смиренно склонил голову, но голос его был вызывающим и резким:
— Ваше Святейшество — умелый стратег и тактик с ясным представлением о пределах возможного. Мое желание рассчитывать на ваше покровительство Преторианцам кажется мне соразмерным тому, что я имею вам предложить.
Папа Бенедикт XVI встал и повернулся к двери:
— Полагаю, я ничего не смогу для вас сделать. Вы — торговец, Марвин. Торговец без товара!
— Отец, не уходите… Ваша миссия…
Папа медленно повернулся.
— Что вы знаете, Генри Марвин, о моей миссии? — Папа чувствовал себя беспомощным, не выдержавшим испытания. Артефакты исчезли, и никто не знал куда. Неужто его миссия состояла в том, чтобы потерпеть в этом поражение? Это и было истинное испытание?
Он вспомнил своего предшественника, который жаловался: Самая большая трагедия — молчание Бога, который больше не являет себя в откровении, а как будто прячется на небесах, словно ему опротивели деяния человечества.
— Еще ничего не потеряно… — заискивающий голос Марвина вырвал папу из его скорбных мыслей. — Таблички… и кости…
— Какие кости?
— Святой отец, я не знаю текста тринадцатой таблички. Но он имеет отношение к костям — как и ваша миссия. И я догадываюсь, что это свыше сил человеческих.
Папа неотрывно смотрел на издателя. Что известно Марвину?
— Святой отец, эти кости!.. Ученые взяли из них пробу!
Лицо папы разом побледнело как мел, и Марвин про себя уже торжествовал.
— Скоро это невозможно будет удержать в тайне.
Папа устало поднял голову.
— Я прошу вашей защиты — для меня и Преторианцев. И статуса ордена. И обещания, что я останусь при нем…