И каждый хотел еще.
И ему было, чем их накормить. Рев гитары киловаттами звука ударял в толпу, рождая возбуждение, восторг, отметая посторонние мысли, подчиняя:
“Obey…
Pages screaming to my face,
Obey now…
Not people, just names.”
Но вот еще раз припев, долгая кода, последний аккорд. Все! Концерт окончен.
Он зашел за кулисы и закурил. Парни были сильно навеселе, девочки - фанатки сразу окружили музыкантов.
- Рома! - несколько группи кинулись к нему. Он схватил одну девочку за плечо и с силой толкнул в сторону. Развернулся, чтобы уйти.
- Ты что делаешь? – звонким высоким голосом закричала другая фанатка, но не менее звонкая пощечина резко оборвала ее негодование. Девушка прижала ладонь к щеке, глаза, взгляд которых выражал полное недоумение, наполнились слезами, губы затряслись.
- Пошли в жопу! - рявкнул Рома через плечо, швыряя куда-то в сторону недокуренную сигарету.
Это был последний концерт в туре, он жутко устал и был зол как черт. Сказывалось постоянное недосыпание, тяжелая работа на сцене, работа на износ.
- Я сраный раб на галере шоу-бизнеса, - бормотал он себе под нос. – Я гребаная рок звезда.
И он был ею. Настоящая, неподдельная, тертая годами испытаний, жадными менеджерами, лживыми продюсерами, издевательскими контрактами с компаниями звукозаписи. Со всеми его капризами, буйствами, неудержимостью, с его жизнью, наполненной алкоголем и наркотическими кошмарами, но все-таки, звезда.
Его личный агент, а по совместительству лучший друг со времен юности Алексей Шакель, ждал в гримерной комнате, сидя в глубоком кресле с глянцевым журналом в одной руке и полупустым бокалом виски в другой. На туалетном столике, среди баночек-коробочек с причиндалами для наложения сценического грима и десятка зажженных парафиновых свечей блестели осколки разбитого зеркала. Каждая стекляшка бросала блики рожденного огнем света на потолок и стены небольшого помещения, превращая обычную гримерку в комнату для спиритических сеансов. Оклеенные, как водится, плакатами с изображением волосатых мужиков стены замерцали, когда открывшаяся дверь впустила поток воздуха, заставив маленькие огоньки трепетать. Щелкнул выключатель, под потолком зажглись люминесцентные лампы, убив все очарование псевдо-магического антуража.
- И ты меня педиком называешь? – кивнув на плакаты, Шакель отсалютовал вошедшему музыканту бокалом. Дождавшись, давно ставшего обыденным «пшел ты», он вернулся к своему занятию – разглядыванию обложки старого номера глянца «Плейбой».
- Где тебя носило, говоришь? – Рома скинул майку, плюхнулся на диван у дальней стены, раздался характерный «пшик» открывшейся бутылки пива. Пахло от музыканта так себе. На языке завертелось нечто колкое о ванной и потных проститутках.
- Не справедливо получается, как думаешь? – эта дурацкая манера игнорировать вопросы и постоянно менять тему всегда раздражала, - Томми Ли написал столько классных песен, шикарный барабанщик, электронщик и гитарист, а мир его запомнит, как «чувака, что трахал эту сучку с банками», - он ткнул пальцем в журнал.
- Ага, а Оззи мочу с асфальта слизывал, - произнес Рома равнодушно, - Так, где ты был? – он пытался выглядеть непринужденным, но в поведении агента что-то явно смущало.
- Зеркала бьешь, – задумчиво, вполголоса пробормотал Леха. И добавил уже громче, - кстати о выпивке, – Рома поперхнулся. Нихера себе «кстати»! – Каждый раз открывая бутылку виски, я вспоминаю самогон, что мы в гараже варили.
- Да, хороший был напиток, благородный. Ты об этом поговорить хотел? – Музыкант пытался перехватить инициативу, но она как земляной червь ускользала из мокрых от пота и испарины на пивной бутылке пальцев. Он никак не мог понять причину столь загадочного поведения друга. Куда он так внезапно исчез, почему появился именно сейчас, спустя почти половину тура, - Рома отпил из бутылки, пошарил рукой на диване в поисках пачки Парламента и, найдя, закурил.
Разумеется, Рома догадывался, что разговор пойдет не о мировой несправедливости и спорных вкусовых качествах спиртных напитков.
Только о чем? Неужели Леха все знает?
Он сделал глубокую затяжку, пустил дым одновременно носом и ртом, от чего его вид стал…
«Дьявольским», - подумал Леха. Дым окутал лицо, вулканическим пеплом клубился, поднимаясь. Лишь глаза блестели за плотной завесой.
Леха почувствовал себя неуютно. «Scan the dark, eyes aglow», - прозвучало в голове, - «ночь… Ирландия… голодные псы… загнанный сакс…», - образы проносились перед глазами.