– Ладно, ребята, мне пора, – вдруг совершенно серьезно произносит она. И добавляет с нежной улыбкой: – Уэс, ты ведь знаешь, что я все равно тебя люблю? Ангел, я была рада увидеть тебя…
– И я… – Ангел на миг отводит взгляд, а когда вновь поднимает – в комнате только он и Уэсли.
– Почему рядом с ней я всегда чувствую себя ребенком в детском саду? – ворчит себе под нос Уэсли. И мгновенно преображается: черты лица словно бы заостряются, суровеют. – Ангел, за спорами о крыльях и трезубцах, хм… – Бывший вампир изо всех сил старается скрыть улыбку, но это плохо получается. – Мы забыли сказать, зачем нас послали к тебе. Ты больше не вампир, но частично твоя сила осталась с тобой, и…
– Я согласен, Уэсли, – перебивает его Ангел и смотрит куда-то поверх плеча собеседника. – «Расследования Ангела» официально три часа как вновь открыты. Я подумал, что не убил еще всех своих драконов.
Они обмениваются улыбками.
– Уэс, – осторожно начинает Ангел. – У меня есть вопрос по поводу пророчества и шаншу…
It seemed forever stopped today
(строчка из песни "Supreme" Робби Уильямса)
Она поднимается по лестнице, и с каждой ступенькой решимости остается все меньше. Пытается придумать, что сказать, но все слова кажутся пустыми и фальшивыми. А в голове отчего-то упорно крутится давний разговор с Ангелом. Разговор из другой жизни.
– Я не уеду, останусь, пока буду нужен тебе.
– Останешься навсегда? «Вечность» в качестве ответа подойдет?
Прошло много времени, прежде чем она поняла, что ей не нужны обещания быть рядом. Легко клясться в вечной любви, когда знаешь, что обещаешь не вечность, а лишь малую ее часть. Это все слова, красивая ложь, в которую так хочется верить. Что сложно – это просто быть рядом. Каждый день. Любить – и не требовать ничего взамен.
Двести тридцать вторая. Она поднимает сжатую в кулак руку, чтобы постучать.
– Баффи? – останавливает ее знакомый голос.
– Корделия?
*
Комната 232. Прошел час с тех пор, как она вот так же неуверенно переминалась перед ней с ноги на ногу. Она не стучит, а просто заходит, боясь, что кто-то снова остановит ее или что смелость покинет ее окончательно.
Спайк лежит на диване и смотрит телевизор.
Все заготовленные слова мигом вылетают из головы.
А он просто смотрит. Смотрит и молчит.
– Скажи, – наконец произносит она, – что когда-нибудь для нас будет шанс.
Вот и все. Она не говорит, через какой ад прошла. Потому что он не поверил. Потому что считала его мертвым. Потому что вчера она узнала, что он вернулся – и погиб. Не говорит, что приехала в ЛА оплакать их. Оплакать его. Снова. Не говорит. Об этом кричат ее глаза.
Он едва заметно хмурится, вспоминая.
– Ты ведь понимаешь, – немного хрипло и с намеком на улыбку начинает он, – что я не могу захлопнуть дверь перед твоим носом.
И все. Он не спрашивает о Бессмертном. Не спрашивает, как она жила весь этот год и почему сейчас здесь. Но рассказать об этом умоляют его глаза.
Она пожимает плечами.
– А если бы мог?
Он закрывает слезящиеся глаза и отворачивается. Баффи подходит и садится рядом.
– Ты не готовилась к такой слезливо-сопливой встрече, да?
– Наоборот. Поэтому прихватила с собой друзей.
Она взмахивает коробкой с бумажными платками.
– Ты ведь знаешь, что Ангел человек?
Баффи кивает. Он задумчиво смотрит на нее.
– Так что ты мне ответишь? Есть ли для нас «однажды»?
Он склоняет голову к плечу, в глазах пляшут смешинки. И она чувствует, что он верит ей.
– Я люблю тебя.
Она улыбается.
– Но почему переохлаждение только мне вылезает боком, а Ангел здоров, как бык?
Баффи крепко обнимает его и шепчет:
– Потому что ты не Ангел.
И он громко и от души чихает, подтверждая ее слова.
*
– Когда вампир с душой исполнит свою судьбу, он получит шаншу. Смерть и жизнь. Станет человеком.
– Я знаю. Я говорила с Ангелом.
– Ты не поняла. Шаншу получил не Ангел.
– Но как же тогда…
– Шаншу освобождает от демона. Если быть точнее, от всех демонов, кому не посчастливится находиться рядом. Никогда еще Лос-Анджелес не был настолько свободен от нечисти, как в ночь того Апокалипсиса.
*
– О, и, Баффи?
– Да?
– Они тебе понадобятся. Поверь мне.
Корделия протягивает с подозрением глядящей на нее Баффи коробку с бумажными платками.
*
– Корделия?
Она отрывается от задумчивого изучения своего отражения в зеркале. В устремленных на Уэсли карих глазах застыли бесконечная усталость и пустота.