Наконец он дошел до семьдесят шестой страницы. Витиеватая буква N открывала новую главу: «no ano seguinte de m… е triiy estando elRei no lugar de Vail de parayso…». Томаш скользил глазами no строчкам, останавливаясь на каждом пробеле. Сердце его трепетало, во рту пересохло, взгляд затуманился. Слева, в начале четвертой строки, прямо перед словами «nbo у taliano» бумага была значительно белее и тоньше. Норонья узнал след от лезвия.
От лезвия.
Томашу сделалось трудно дышать; он чувствовал себя утопающим, который отчаянно пытается удержаться на плаву, тщетно ожидая спасения. Ему хотелось закричать в голос, возвестить миру о великом открытии, о том, что головоломка наконец решена, но в полусонном зале редких книг подобное проявление эмоций было совершенно немыслимым.
Норонья зажмурил и снова открыл глаза, чтобы проверить, не стал ли он жертвой игры света и собственного воображения. Но нет, оставленное лезвием белое пятно никуда не делось. Тогда историк откинулся на спинку стула и заставил себя рассуждать. Кто-то взял на себя смелость поправить хрониста; отрывок, в котором говорилось о национальности Колумба, безжалостно стерли; неизвестная рука вписала вместо него «nbo у taliano». Но кто это сделал? Зачем? И какие слова стерли? Этот вопрос стучал в висках Нороньи неотвязно, мучительно и тревожно. Какую тайну скрыло острое лезвие? Кем в конце концов был Колумб? Томаш отодвинул кодекс и принялся глядеть в окно в надежде, что мысли придут в порядок, и ответ найдется сам собой. Но пятно в углу страницы по-прежнему хранило свой секрет, оставаясь все таким же белым и безмолвным.
Непроницаемым.
Без толку просидев над манускриптом десять минут, Норонья решил сменить тактику. Узнать, какие слова стерли, можно было при помощи электронного анализа. Томаш закрыл книгу и встал из-за стола; пройдя через зал, он аккуратно положил фолиант на деревянную кафедру.
— Уже все? — спросила библиотекарша, подняв глаза от романа в мягкой обложке.
— Да, Одети. Я ухожу.
Женщина забрала книгу.
— Эта рукопись пользуется большой популярностью, — сообщила она, укладывая тяжелый фолиант на полку.
Томаш, уже направлявшийся к выходу, вздрогнул и обернулся.
— Прошу прощения?
— «Кодекс 632» пользуется большой популярностью, — повторила Одети.
— Правда? У кого?
— С ним много работал покойный профессор Тошкану.
— А, — успокоился Норонья. — Да, профессор Тошкану действительно интересовался этим манускриптом, поскольку…
— Бедный профессор. Умереть в Бразилии, вдали от родных.
Томаш вздохнул и закатил глаза, демонстрируя умеренную, благопристойную печаль.
— Такова жизнь, что поделаешь.
— Да, конечно, — закивала Одети. — А мне как раз пришел ответ на его запрос. Я теперь не знаю, что с ним делать.
— Какой запрос?
Библиотекарша наконец поставила рукопись на место.
— Как раз по поводу кодекса, — сообщила она. — Профессор заказал радиологический анализ в нашей лаборатории. Ответ пришел через две недели, когда было уже поздно, и я ума не приложу, что с ним делать.
— Профессор Тошкану заказал радиологический анализ рукописи? — переспросил пораженный Томаш.
— Нет, только одной страницы. Одной-единственной.
Это могла быть только та заветная страница.
— Результаты у вас?
— Они здесь, — библиотекарша показала на маленький ящичек под кафедрой. — В моей тумбочке.
Томашу казалось, что сердце вот-вот выскочит из грудной клетки.
— Одети, сделайте одолжение. Позвольте мне их посмотреть.
Женщина наконец поставила книгу на полку и вернулась за кафедру. Отперев тумбочку, она достала огромный белый конверт с логотипом Национальной библиотеки.
— Вот. Смотрите.
Томаш дрожащими руками открыл конверт. Внутри лежали черные фотографические пластины, как две капли воды похожие на снимки человеческого скелета. Но, присмотревшись, Норонья убедился, что рентген запечатлел не сломанные кости, а старинную рукопись. Он облегченно вздохнул: это и вправду была та самая страница Кодекса 632. Сам не свой от волнения, историк отыскал глазами четвертую строку. Вот знакомые буквы «nbo у taliano», вот четкие следы от лезвия. Под ними, едва различимые, проступали другие линии. Томаш жадно вглядывался, надеясь, что эти черточки сразу сложатся в буквы, а буквы в слова, и рукопись наконец раскроет свои секреты.