– Вы говорите, что на теле не было никаких повреждений. – Я пошел в наступление и стал припирать Блинова к стене. – Но разве может так быть, если человек упал со скалы?
– Повторяю, – достаточно жестко произнес Блинов, – делать выводы – не моя забота.
– Мне не надо выводов. Меня интересует всего лишь ваше мнение – мнение опытного человека, профессионала.
Вовремя польстить – очень важно. Блинов кивнул, как бы принимая мою оценку его заслуг, и снова потянулся за банкой.
– Если вас интересует мое мнение как частного лица, то я могу в некотором роде согласиться с вами. Если человек упал со скалы на голову и при этом полностью размозжил себе череп, то как минимум переломы позвоночника, ключицы и ребер ему гарантированы.
– Значит, она не упала со скалы?
Блинов вздохнул.
– Ну сколько раз можно вам повторять! Предполагайте, что хотите, но не трогайте меня!
– Понял, понял! – закивал я и посмотрел на Лешу – может, он хотел что-то уточнить. Но Леша казался безучастным и с интересом рассматривал свои ногти. Я запнулся. Этот Блинов меня разочаровал. В общем-то, ничего нового он мне не сказал, лишь еще раз косвенно подтвердил: официальная версия о несчастном случае шита белыми нитками.
– Любопытство иссякло? – улыбнулся Блинов. – Можно переходить к трапезе?
– Нет, еще несколько уточнений, – остановил я Блинова на пороге кухни. – Вы осматривали труп, простите, в голом виде?
Блинов вскинул брови, глядя на меня, как на невежу, позволившего себе произнести небывалую глупость в приличном обществе.
– А вы думали, что я исследовал ее на ощупь, через одежду?
– Кто же в таком случае исследовал одежду?
– Этим занимались другие эксперты. Я патологоанатом, приятель! – уточнил Блинов, наверное, подозревая меня в том, что я принял его за кого-то другого. – Ну что, – поторопил он, косясь на банку, – любопытство исчерпано?.. А теперь позвольте дать вам один совет. – Улыбка сошла с его губ. Глаза стали холодными, словно были высечены из мрамора. – Не лезьте в это дело. Сказано вам: несчастный случай. Значит, так оно и есть, так оно лучше.
– Для кого лучше?
– Для живых, конечно. Милосердовой ведь уже не поможешь, так? Завтра закопают ее в землицу, родственники поплачут над могилкой, и все. Точка. А вам-то зачем за покойницей увязываться?
– Вы говорите: завтра похороны?
– Да, завтра, в десять утра.
– А на каком кладбище?
– А вот где парковая зона на выезде в Джанкой – знаете? Вот там ее и похоронят.
Он вышел на кухню. Я посмотрел на Лешу. Тот заметно повеселел, оживился, и, судя по всему, предстоящий ужин в компании патологоанатома его уже не тяготил.
– И что интересного ты узнал? – тихо спросил он.
Я пожал плечами.
– Наверное, ничего.
– И ради этого стоило сюда ехать?
– Наверное, я не совсем правильно понял Кныша, – ответил я, чувствуя себя немного виноватым. – Черт его поймет, зачем он дал мне этот адрес!
Блинов вынес благоухающую коричневую курицу, сидящую верхом на бутылке, и водрузил ее посреди стола, порезал толстыми ломтями хлеб, грубо покрошил помидоры и огурцы на салат. Я почувствовал, что, вопреки всему, у меня разыгрался аппетит.
Блинов наполнил стаканы, сел напротив нас и, засучив рукава, принялся разламывать курицу на части.
– Кому сердце? Кто сердце любит? А желудок?
Он продолжал валять дурака, но его причуды на меня уже не действовали. Я смотрел на выпачканные в жире руки Блинова, на стакан с мутной самогонкой и думал о том, что он, конечно же, прав, тысячу раз прав – не стоило лезть в это дело.
– Да, – сказал он, будто слышал мои мысли и продолжал тему, – весь мир делится на две неравные части. Знаете, на какие?.. Первая, большая часть, – это те, кто всему или почти всему верит. А вторая часть, поменьше, – это те, кто этой верой пользуется. Сюда входят политики, религиозные деятели, цыгане, колдуны, всякие рекламодатели, акционеры, банкиры… Вот вам ногу и крылышко. Помидорчики берите, огурчики!.. А есть и совсем немногочисленная группа. Это те, кто никому не верит, кроме как самому себе, и в то же время не пытается надуть своего ближнего. У таких людей прекрасная нервная система, они живут скромно, но долго и счастливо. К ним, кстати, принадлежу и я… Ну что, кто желает сказать тост?
Мы с Лешей промолчали.
– Хорошо, – легко согласился быть тостующим Блинов. – Я скажу. К слову: а вы не относитесь к замечательной когорте вкладчиков «Милосердия»?
Мы с Лешей отрицательно покачали головами.
– Это хорошо. Тогда вы не обидитесь на меня. – Блинов с любопытством стал рассматривать содержимое своего стакана, приблизив его к глазам. – Я вот все не могу привыкнуть к тому, насколько глуп наш народ. Насколько он готов верить всяким мерзавцам. Причем чем больше эти мерзавцы лгут, тем больше им верят. Парадокс! Политик объявит, что уже завтра покончит с преступностью и до отвала накормит народ, – и ему верят намного больше, чем тому, который не обещает улучшения жизни в ближайшее время. Или взять банкиров. Какой-нибудь конченый вор и мошенник скажет, что принимает вклады под тысячу процентов годовых, – и все, как стадо баранов, кинутся сдавать ему свои жалкие гроши. Наши люди доверчивые, как куры, – стоит всего лишь сказать им: «Цып-цып», и они побегут под нож. Почему они такие идиоты?.. Вы посмотрите: Милосердова «обула» весь Крым и юг Украины, а вкладчики по-прежнему молятся на нее и – я уверен – будут завтра рыдать над ее гробом. А знают ли они, над кем будут рыдать? – Блинов посмотрел на нас с кривой ухмылкой и добавил шепотом: – Над наркоманкой!
– Что?! – крикнул я.
– А вот то! У бабы этой все руки были исколоты, я живого места найти не мог. Печень – на грани развала, сердце, почки – как у семидесятилетней старухи.
– Этого не может быть! – прошептал я. – Вы отдаете отчет… Вы уверены, что руки покойницы были исколоты медицинской иглой, а не можжевельником?
– Я ничего не говорил! – вдруг сменил тон Блинов и наконец завершил свой тост: – За то, чтобы мы как можно меньше доверяли друг другу!
На этот раз я выпил самогонку как воду.
Мы простились с гостеприимным хозяином и сошли с крыльца, когда над головой зажглись первые звезды. Нас с Лешей шатало с такой силой, что нам стоило большого труда пройти через калитку и при этом не снести вертикальные стояки.
Глава 22
Очутившись на улице, Леша вышел на проезжую часть дороги и принялся махать рукой всем проезжающим мимо автомобилям. Несколько раз я оттаскивал его на тротуар, но моего пьяного друга с несгибаемым упрямством снова тянуло под колеса машин.
– Полчаса! – объяснял он мне, путая буквы в словах. – И мы в Судаке! За все плачу я. У меня кенег – дуры не клюют. Не волнуйся.
– Что ты там бормочешь? – не понял я. – Никуда я не еду. Я остаюсь здесь. Я хочу завтра пойти на похороны.
– Завтра будет завтра! А сейчас надо ехать. Уже поздно. Уже ночь… Эй, шеф!! Шеф!! Стой, мать твою! До Судака!.. Уехал, сволочь.
Пришлось мне тряхнуть Лешу как следует, чтобы он хоть чуть-чуть стал соображать.
– Ты понимаешь, что уже одиннадцатый час и никто нас в Судак не повезет? Поехали к тебе, там переночуем, а утром сходим на похороны.
Мне было даже неудобно напрашиваться в гости, но ведь Леша сам не раз приглашал меня к себе.