Многие из членов совета были предупреждены, и канцлер понимал, что они проголосуют, как надо.
— Мы не можем допустить, чтобы человек с такими наклонностями имел хотя бы малейший шанс вступить на престол, — говорит канцлер.
— Виктор Степанович, написанному здесь вообще можно верить? — спрашивает князь Дубинин.
Канцлеру показалось, что после увиденного в папке на голове князя прибавилось седых волос. Хотя возможно, дело было в освещении.
Виктор Степанович поднялся и спокойно ответил:
— Я глава тайной канцелярии и службы безопасности Империи, сотрудничаю с разными ведомствами, и уже сорок лет тружусь в этой должности на благо Российской империи. Как вы считаете, моему слову можно верить? Я помогал Григорию Алексеевичу и Федору Алексеевичу собирать доказательства, поэтому ручаюсь за их подлинность.
— Это правда, — вздохнул Григорий. — Я замечал разное за своим братом, но до последнего не хотел в это верить. Я цесаревич. И моему слову вы можете верить.
— Благодарю за ответ, Ваше Высочество, — князь Дубинин кивнул и продолжил изучать материалы.
Анастасия печально смотрела на происходящее, не говоря ни слова. Канцлер понимал, что она может быть опасна, ведь ее поддерживает довольно много людей. Но ей не стать императрицей. Победит человек Виктора Степановича, а Анастасия отправится доживать свой век в монастырь или в одно из многочисленных имений Романовых.
Если же случится так, что на трон взойдет Григорий, то с ним канцлер сможет найти общий язык. На него достаточно легко воздействовать, если найти точки соприкосновения, как это сделали Вороновы.
Виктор Степанович продолжал наблюдать за обсуждением советников и ему нравилось, что большинство склонялось в пользу правильного с его точки зрения решения. Взгляд зацепился за трон и он мечтательно подумал — а чем Романовы лучше? Почему канцлер не может посадить на трон своего собственного сына? Ему тридцать пять лет, он хорошо образован, уже водил отряды в бой. Вот кто стал бы лучшим императором! Неужели он меньше достоин стать императором, чем четверо плетущих друг другу козни Романовых? Точнее, троица. Дмитрий целенаправленно никому не вредит, только отвечает, но тем он и становится опасен.
Канцлер скривился. К сожалению, нового императора не из семьи Романовых могут выбирать только тогда, когда все остальные наследники погибнут. А это приведет прямиком к гражданской войне. Пока канцлер работал на этой должности, он накопил как много врагов, так и много друзей, и пока он не хочет ввязываться в подобную авантюру. У него нет стопроцентной уверенности в своей победе.
Голосование подходило к концу. Кто-то из членов совета воздержался, кто-то проголосовал «за», некоторые еще раздумывали. Но Виктору Степановичу уже по количеству голосов было понятно, что затея удалась!
— Эй! Вам сюда нельзя! — внезапно позади раздался голос охранника.
Когда я зашел в церемониальный зал, все присутствующие там притихли. Мне сообщили вовремя, поэтому путем многочисленных перемещений через тень я успел вовремя, пока меня не взяли под арест или того хуже.
Завидев меня, канцлер приподнял бровь. Конечно, он не ожидал меня здесь увидеть. По его информации я находился на севере и никак не мог успеть ни к началу, ни к концу заседания, поскольку там у меня было важное дело, о котором я заявлял во всеуслышание. А тут я явился и снова мешаю ему все карты.
— Цесаревич, а что вы здесь делаете? — спрашивает у меня канцлер. — Решили ответить на мое официальное сообщение? Вы же сейчас должны возвращать пленных. Или вы считаете, что их жизни не особо важны?
Великий Северный Союз постоянно устраивает набеги на приграничные земли и похищает людей.
— Пленных уже спасли, — отвечаю я.
— По моей информации, их еще не спасли, — резко возражает канцлер.
Члены совета с неприкрытым интересом наблюдают за нашим диалогом.
— Странно, что у человека с вашей властью так плохо работает разведка, — поднимаю я бровь.
— Как вы…
Договорить я ему не дал.
— Вы устроили этот балаган? При всем уважении к моим братьям… Нет, обвинения они придумали отменные, но вот улики собрать они бы не потянули, мозгов не хватает.
— Как ты смеешь? — вскакивает со стула Федор.
— Смею! — хмыкаю я. — И поболее вашего. Каково это: устраивать подобное за моей спиной? — смотрю в глаза брата.