Глава 17
Через день после нападения на город я сидел в своем кабинете и читал газету. Мои братья и тут умудрились накосячить и выкрутиться.
Они, как и все трусы в этом дворце, провели самый страшный день в году в бункере и не подумали записать обращение к людям. Конечно же, на фоне моих действий, их безучастие вызвало народное возмущение. Но статью без внимания они не оставили, в отличие от помощи, которая требовалась гражданам нашего города.
Понятно, что Федя и Гриша добрались до Австрии и Албании не без помощи нашей службы безопасности. Но средний брат и здесь умудрился выделиться. В его обращении было написано, что он еле вытащил меня из убежища, чтобы я шел помогать людям. А я держал его в курсе и выполнял указания.
Протиравшая пыль на полках Алина обернулась и с улыбкой спросила:
— Может, ему ногу сломать?
— Кому?
— Грише. Вы же сейчас о брате думаете, в газете больше всего написано именно о нём.
— Не стоит ничего ему ломать, брат сам себя накажет, — спокойно ответил я.
То, что предложила Алина — отнюдь не входит в мои принципы. К тому же это ничего не изменит. Григорий продолжит вставлять мне палки в колеса, только ещё с большим упорством. Братья и без того недолюбливают меня по понятным причинам, но я не хочу превращать эту вражду в настоящее кровопролитие.
— Позвольте поинтересоваться, как?
— Напрочь испортит репутацию во время переговоров, — ответил я, откладывая газету.
Взял планшет и принялся изучать бесконечные отчеты службы безопасности и разведки, которые пытались найти виновных в произошедшем позавчера.
— В Австрии планируются напряженные переговоры, — продолжил я. — Они не против открыть пасть и больно укусить. Грише могут показаться неважными требования, которые они заявили. Но отнюдь — мы должны жестко им ответить, а иначе они и дальше будут кусать.
— Сама делегация понимает, как нужно поступить? От этой страны многого не возьмешь.
— Да. Но если накосячит кто-то из императорской семьи, это напрямую покажет силу нашего рода и во что он превратился, — я слегка скривился, не было смысла скрывать свои эмоции при Алине. — Рано или поздно они нападут, в руководстве Австрии люди не слепые сидят. Но мои братья не понимают, что нельзя вечно брать и ничего не отдавать. Нельзя всё время жить на прошлых достижениях, нужно делать и свои — только тогда государство будет развиваться.
— Вы правы, сейчас имперская армия в плачевном состоянии. У нас довольно много техники, которую требовалось списать еще лет десять назад.
Нюансов было много, даже слишком. Помимо истекшего срока службы техники, которая может развалиться на поле боя, хватает проблем и среди руководства. Люди — самый ценный ресурс, но его нужно использовать с умом. К сожалению, не все генералы умеют правильно направлять подчиненных, следить за выполнением приказов, награждать стоящих и наказывать нарушающих устав, отчего страдает и дисциплина. Но это не та проблема, которая волнует меня прямо сейчас.
— Схожу погулять, проветрю голову, — сказал я Алине.
— А я пока уберу на вашем столе, — улыбнулась она.
Я кивнул, разрешая, а сам вышел в коридор. На этот раз ко мне не пытались приставить охрану, видимо, все людские ресурсы были заняты на расследовании произошедшего. Надеюсь, от этого будет толк.
Или же меня не заметили специально — не удивлюсь. Часто приказы моей охране напрочь противоречат здравому смыслу. Интересно, вспомнят ли они об этом, когда я их всех уволю? Сомневаюсь.
Спокойно вышел с территории дворца, вокруг которого находилась облагороженная территория и парки, к одному из которых я и направился.
Размышляя о том, кто мог организовать нападение, шел по аллее между высоких деревьев и клумб с цветами. Здесь была атмосфера умиротворения, но даже ей не удавалось заглушить злость, бурлящую у меня в груди.
Сейчас было утро, рабочий день, и в парке было немноголюдно. Только много мам с колясками и детей.
Но из этой всей картины выбивался юноша аристократического вида, сидящий на лавочке. В дрожащих руках он держал папку, парень сильно переживал.
— Вы не против, если я присяду? Мне кажется, вам нужен собеседник, — обратился я, когда подошел к нему.
— Я не настолько старый, Ваше Высочество, — с грустью ответил он.
Но печаль это была отнюдь не из-за официального обращения, что-то сильно беспокоило этого человека.
— Тебе, извиняюсь, — улыбнулся я.