Я пришел на прием в парадном костюме. В зале играла спокойная музыка, организаторы готовили место для аукциона. С ним была связана небольшая традиция — каждый представитель семьи Романовых что-нибудь покупал на этом аукционе.
И как раз сегодня все мои официальные счета заблокировали. Конечно, я обратился к финансовому отделу, но они мне сказали только то, что проходит плановая проверка, и завтра счета разблокируют. Тут не надо быть гением, чтобы понять — это очередная подстава со стороны Разумовского.
Кстати, после его выступления немногие желали со мной общаться. Аристократы избегали встреч, у них резко появились срочные дела. Хотя какие срочные дела могут быть на этом приеме? Разве что отойти в уборную.
На таких вечерах люди свободно общаются, заводят новые знакомства, выстраивают связи, но со мной почти никто говорить не хотел. Не передать, сколько осуждающих взглядов я ощущал на своей спине.
Вскоре начался аукцион, и Разумовский сел прямо позади меня. На сцене стали выставляться лоты — в основном оружие, картины и редкие артефакты. Среди аристократов начались оживленные торги, мне же всё представленное было пока не интересно.
— А Дмитрий сегодня собирается что-то покупать? Или имперские традиции уже ничего не значат? — спросил министр, сидевший рядом с Разумовским.
— К сожалению, некоторые наследники считают их пережитком прошлого. Они считают, что лучше тратить деньги на более интересные вещи, — тихо ответил канцлер, хотя прекрасно понимал — я его слышу.
— Какие такие вещи? Тут для сирот собирают…
Министр повысил голос, и половина зала обернулась на него.
— Такие, которые приобретают для собственного удовольствия, — пожал плечами Разумовский.
— Ясно, — хмыкнул собеседник.
Не было повода сомневаться, что канцлер подговорил министра задать этот вопрос — это всего лишь часть плана Виктора Степановича по уничтожению моей репутации.
Когда очередная картина была продана одному из аристократов, на сцене выставили последний лот. Организатор аукциона его представил:
— Господа, перед вами черный клинок, сделанный одним из лучших имперских кузнецов. По нашей оценке, ему не меньше четырехсот лет, и он ни разу не подвергался заточке, хотя при этом сохраняет свою остроту. А у одного из наших экспертов есть мнение, что сделан из звездного металла, и при его создании применялись неизвестные ранее техники, которые, к сожалению, не дожили до наших дней. Многие, на протяжении всего существования этого клинка, пытались его уничтожить, но это не получилось даже у мага с рангом Абсолют.
По залу пробежались шепотки. Этот лот был по-настоящему интересный, и многие задумались о его покупке.
— Начальная цена: двести тысяч рублей, — продолжил организатор.
Я поднял руку.
— Двести тысяч от цесаревича Дмитрия, — подтвердил ставку организатор.
Разумовский поднял руку следом за мной и поднялся:
— Шестьсот тысяч.
— Ставка принята, — ответил организатор. — Кто…
Он не успел договорить, как я сделал свое предложение:
— Восемьсот.
Краем глаза я заметил, как Разумовский поднял брови. Такого хода он явно не ожидал. Но канцлер бы не занимал столь высокую должность, если бы не умел подстраиваться под обстоятельства.
— Пять миллионов! — предложил Виктор Степанович.
— Ставка принята. Пять миллионов. Кто готов предложить больше? — спросил организатор.
Он выглядел невероятно довольным, таких сумм за сегодняшний вечер не звучало.
— Пятнадцать миллионов, — поднял руку я.
Организатор принял ставку. А Разумовский наклонился ко мне и тихо сказал:
— Молодой человек, вы понимаете, что эту сумму придется заплатить? Могу вам одолжить, конечно, с процентами.
А нет, не прокатит со мной этот развод. Стоит занять у него денег, как завтра все новости будут говорить о наследнике, растратившим все свое состояние.
— Не переживайте, Виктор Степанович. Я справлюсь.
Он смог заблокировать только мои официальные счета, которые были связаны напрямую с казной. Но к неофициальным счетам, коих у меня было немало, никто во дворце доступа не имел. А чтобы о них узнать, как минимум надо сперва выяснить, на кого они зарегистрированы.
Канцлер хмыкнул и озвучил следующую ставку:
— Двадцать миллионов!
— Ставка принята. Кто готов предложить больше?
— Двадцать пять, — невозмутимо ответил я.
— Двадцать шесть, — перебил ставку Разумовский.
— Тридцать, — поставил я, готовый торговаться и дальше.
Лицо Разумовского покраснело от напряжения. Если он перебьет такую ставку, это сильно скажется на казне его рода. А его благополучие по принципам канцлера стоит куда выше цели проучить дерзкого мальчишку.