Выбрать главу

Она считала.

Медленно, размеренно — до десяти.

Наследница сделала несколько шагов вперед и подошла к первой попавшейся компании. Натянула на лицо свою лучшую улыбку. Пришло самое время показать свою лучшую актерскую игру.

— Как проходит ваш вечер, господа? — спросила Анастасия.

Но ответа она не слушала…

В голове продолжала считать: семьдесят три. Семьдесят четыре…

Когда она досчитала до ста, в кармане зазвонил телефон.

Анастасия изящно извинилась перед аристократами, достала устройство и ответила. Ее лицо сразу побледнело, а улыбка исчезла с лица.

— В смысле? В смысле — нападение? — ее голос начал дрожать. — Как? Брат, ты не в дворце? Что ты там делаешь? Подожди… Подожди, я сейчас разберусь. Нет, оставайся на месте. Нет, они не должны тебя тронуть. Возможно, не знают, что ты там. Зажми рану. Я постараюсь… Не перебивай. Я постараюсь тебе помочь. То, что не смертельно — это хорошо. Держись… Держись, брат.

Она сбросила звонок и сжала телефон в ладони. Затем быстро убрала его в карман.

— Дамы и господа, прошу прощения… Мне срочно нужно отойти, — сказала она, сохраняя самообладание.

Но по щеке уже скатилась одинокая слеза.

Анастасия быстро вышла из зала, не оборачиваясь. Позади же все начало закипать — зал буквально взорвался голосами.

И даже ворвавшись в свой кабинет, Анастасия Романова не изменила выражения лица.

Первым делом она вызвала своего начальника гвардии.

— Мой брат Дмитрий… он попал в передрягу. Сейчас находится в поместье Арбенских. Этот дом пытаются взять штурмом. Его нужно спасти, — говорила она судорожно, едва переводя дыхание.

— Ваше Высочество, это не подтверждено.

— Он сам мне сказал об этом! Он ранен, как вы не понимаете⁈

— Анастасия Алексеевна, это может быть ловушка.

— Ловушка? Какая еще ловушка? — вспыхнула она. — Наследнику Российской империи угрожает опасность! Вы обязаны действовать!

— Мы подумаем, что можно сделать…

— Нет! Я не буду ждать! — сжала она кулаки. — Вы должны сделать свою работу и помочь моему брату!

— Мы сделаем все возможное, — твердо ответил гвардеец и поспешил выйти, отдавая распоряжения на ходу.

Как только он ушел вместе с охраной, Анастасия обессиленно опустилась на диван и расплакалась. Она знала: у стен есть уши. Но у них нет глаз — за это ручался ее младший брат Дмитрий.

Для нее было забавно — лить слезы с улыбкой на лице. И она плакала. Плакала двадцать минут.

Пока из тени не вышел знакомый силуэт. Служанка Виктория молча протянула ей платок.

Анастасия взяла его и вытерла слезы. Платье служанки мелькнуло в тени — и та исчезла, прежде чем цесаревна успела что-либо сказать. Но спустя секунду в голове пронеслась одна-единственная мысль: «как же она сейчас была уязвима».

И все же… кажется, Анастасия сделала правильный выбор, когда поддержала Дмитрия.

Цесаревна поднялась с дивана, подошла к окну и посмотрела на сад, раскинувшийся перед дворцом. Он хорошо просматривался из ее личного кабинета. Сейчас, в преддверии осени, деревья и кусты уже начали сбрасывать листву — медленно, но верно. Каждый год этот процесс необратим.

Точно так же, как Российская империя сбрасывает ненужных ей людей в момент крайней нужды… Чтобы очиститься. Чтобы, возможно, переродиться вновь.

Анастасия интуитивно, но верила: с приходом нового императора для страны тоже настанет новое лето. Светлое, но еще такое далекое.

— Удачи тебе, брат! Игра уже началась, — произнесла Анастасия вслух, с широкой улыбкой. — Со своей стороны я сделала все, как ты просил. Весь дворец теперь знает: ты в беде, ранен и уязвим. Это была гениальная партия. И очень рискованная.

Она приблизилась к прохладному стеклу, и на нем паром осело ее дыхание.

— Но достаточно ли у тебя сил, чтобы справиться с последствиями? Даже Кутузова рядом нет. А весь кто угодно может заявиться по твою душу.

Она на миг задумалась — и усмехнулась.

— Впрочем, Кутузову тоже здесь скучно не будет.

* * *

Григорий Алексеевич Романов находился на важном приеме в загородном особняке графского рода Метельских. Здесь собралось множество влиятельных персон, и у Григория была своя четко поставленная цель: повысить шансы на трон, переведя на свою сторону двух ключевых аристократов — графа Нежина и барона Клювина.

Цесаревич Григорий планировал по очереди пригласить их на приватную беседу ближе к концу вечера. Там он собирался надавить на них, сперва на одного, потом на второго. И путем угроз цесаревич бы своего добился — в этом он был абсолютно уверен. Время мягкой силы прошло. А за его спиной теперь стоят Вороновы — могущественные и беспощадные. С такой поддержкой влиять на людей куда проще.

Но переговоры так и не состоялись.

На телефон пришла короткая новость, которая разрушила все планы наследника: Григорий срочно должен вернуться в Императорский дворец. Дмитрий попал в интересную ситуацию. И, надо признать, для самого Григория — весьма приятную.

Первой об этом узнала цесаревна Анастасия. А дальше слух молниеносно разнесся по всему дворцу.

Теперь цесаревич Григорий должен действовать. Быстро и уверенно.

Пока его автомобиль мчится в сторону столицы, наследник пытается просчитать варианты. Но данных пока слишком мало.

Конечно, он сообщает обо всем князю Воронову. Ответ оказывается холодным и коротким: «Наш род уже в курсе». От Воронова нельзя было ждать большего, но Григорий и делал это для галочки.

По прибытии во дворец Романов даже не заходит к себе. Он сразу направляется к тому, кто может пролить свет на сложившуюся ситуацию и помочь найти выгодное решение. К тому, кто обязан быть в курсе и будет заодно с Григорием. К своему старшему брату.

Сегодня Федор собирался покинуть столицу — у него были запланированы свои дела, очередная поездка в Казанское княжество к своим союзникам. Однако уехать он не успел. Его задержали важные переговоры с канцлером Разумовским. После них он планировал немедленно выехать из столицы, но внезапная ситуация с Дмитрием все изменила. И Федор остался.

Григорий врывается в покои брата, сопровождаемый охраной. Внутри — спокойствие, будто никто и не слышал тревожных вестей. Федор сидит в окружении своих гвардейцев, но сразу замечает прибытия младшего брата.

— Ты уже знаешь? — спрашивает Григорий, не сбавляя шага.

— Да, удивительная новость, — отвечает Федор, едва заметно приподнимая бровь. — Удивительная… но я не верю в это. Слишком уж Дмитрий — скользкий тип, чтобы вот так просто сдохнуть где-то там, — усмехается он.

— Но ты же понимаешь, — ухмыляется Григорий, — что ему там вполне могут помочь умереть?

Конечно, Григорий искренне на это надеется.

— Понимаю, — кивает Федор, слегка откидываясь в кресле. — Сколько там сейчас задействовано родов?

— Четыре гвардии. По крайней мере, так было, пока эта новость не просочилась за пределы дворца, — отвечает Григорий.

Это было то немногое, что ему удалось узнать.

— Ого. Как он мог так накосячить? Там сейчас, если я правильно помню, двенадцать родов. И зачем он позвонил сестре? Не знал, что она его сольет?

— Или же этот дурак надеялся, что она ему поможет? Как наивно.

— Насколько мне известно, — фыркает Федор, — она не особо отреагировала. Хотя… ее можно понять. Она ведь сделала на него всю ставку.

— А теперь он останется без трона. И, вероятно, скоро лишится без головы, — хмыкает Григорий. — У него и так были мизерные шансы стать императором, ты и сам знаешь.

— После его смерти она ничего не получит, — говорит Федор спокойно, словно обсуждает не родную сестру, а фигуру в шахматах. — Вот сейчас сидит в своем кабинете и рыдает. Идиотка.

Он берет бокал, делает глоток и, уже глядя в сторону, добавляет:

— Хотя… впрочем, для нее еще не все потеряно. Думаю, мы сможем пристроить ее в роли дипломата. В какую-нибудь не особенно важную страну. Чтобы не мешалась под ногами.

— Можешь делать что угодно, если станешь императором, — усмехается Григорий.

— Лично я, например, вижу ее в династическом браке. Давно пора наладить отношения с африканскими странами. Почему бы не начать с такого… щедрого подарка? — он поднимает брови, будто удивляется собственной гениальной мысли.

Насколько же сильно Федора задело то, что сделала Анастасия. Ведь с человеческой точки зрения никакого предательства не было.

— Почему ты ее не устранишь? — спрашивает Григорий, не отводя взгляда. — Раз ты так её ненавидишь.