Единственное преимущество, которое у них было, – это то, что доминиканец не знал, что перед ним на самом деле два союзника. Соответственно, прицел арбалета постоянно перемещался с юноши на девушку и наоборот.
– Станьте ближе друг к другу, – тяжело дыша, приказал доминиканец.
Киприан поднял руки, чтобы показать ему, что у него нет оружия. Потом медленно перешел на место, где его с нетерпением ждала Агнесс. Он старался не смотреть на нее, потому что сам не был уверен в том, какие чувства отразятся на его лице. Агнесс опустила голову в капюшоне и смотрела в землю. Ему показалось, что он видит, как дрожат ее плечи, но он не решился посмотреть на нее подольше.
– Ты говоришь по-латыни? – спросил монах.
Киприан изобразил полное непонимание:
– А?
Доминиканец фыркнул и взглянул на Агнесс:
– А ты знаешь латынь. Можешь понять этого крестьянина? Спроси его, что он здесь ищет.
– Я не говорю на его языке, – возразила Агнесс.
– Если бы ты осталась там, снаружи, в лесу, я бы потерял твой след, – сказал доминиканец. – То, что ты пробралась сюда, было ошибкой. Я увидел твои следы в снегу – и мне ничего не стоило пойти за тобой.
– Скромность украшает, – произнесла Агнесс.
К удивлению юноши, монах вздохнул.
Киприан, в соответствии со своей ролью, переводил взгляд с одного на другую и что-то непонятно бурчал. Он понял, что при каждом его движении, каждом звуке монах отводил взгляд и нервно рассматривал его. Пожалуй, не помешает немножко его понервировать.
– Твое бегство было бессмысленным, – заявил монах. – Для меня важна Книга, и ничего больше. Ты не должна сгореть с ней, если она не должна. Но если ты будешь меня задерживать и дальше, твой конец наступит здесь и сейчас.
Агнесс не отвечала. Монах сделал рукой приглашающее движение:
– Пойдем со мной. Я слишком долго бродил в этом лабиринте, разыскивая тебя. Мои братья уже свернули лагерь.
Киприан избегал смотреть на расселину в скале, из которой внезапно появился доминиканец. Вместо этого он заломил вверх руки и начал громко причитать. Монах вздрогнул и снова направил на него арбалет.
– Раз уже до этого дошло, спрячься за мной! – вопил он с интонацией человека, якобы кричащего: «Что здесь, собственно, случилось? Я ничего не сделал! Отпустите меня домой!» Он надеялся, что доминиканец и в самом деле не понимает его речь. – Не бойся, он наш друг!
Понадобилось мгновение, чтобы Агнесс отреагировала, мгновение, когда арбалет начал медленно поворачиваться, а пальцы непроизвольно опускались на спусковое устройство. Киприану казалось, что Агнесс никогда не удастся сделать это – спрятаться за его спиной, а слабый голос в нем кричал: «Ты хочешь умереть за нее?» Другой, более громкий, отвечал: «Да!» Потом все замерло. Доминиканец медленно убрал палец со спускового устройства. Его бегающие глазки за стеклами очков были широко открыты.
– Твои братья, – дружелюбно сказал Андрей на ухо монаха, – не только сняли лагерь, но и разобрали палатки и как раз ведут переговоры с дьяволом о том, в какой круг ада их примут. А то, что ты чувствуешь на своей шее, – нож.
Киприан уставился на поблескивающее лезвие в пальцах Андрея, которое слегка прикасалось к горлу доминиканца. От ножа отделилась капля и стекла по шее. Монах сглотнул.
– Этот человек тебя не понимает, – сказал Киприан, смотревший на мир как сквозь толщу воды. – Попробуй на латыни.
– Я попробую этим, – сказал Андрей и прижал лезвие к шее монаха сильнее.
Тот медленно и с усилием опустил арбалет.
Киприан сделал большой шаг вперед, забрал оружие и прицелился в монаха. Глаза того за стеклами очков сузились. Юноша вспоминал о том единственном, долгом моменте, когда думал, что арбалет выстрелит и стрела попадет в него или в Агнесс, вспоминал о том, как монах сказал, что убьет Агнесс здесь и сейчас.
И тогда он выстрелил.
«Кто-то мне говорил, что если носишь оружие, то используешь его», – произнес голос Андрея в тишине, опустившейся на естественную арену после выстрела, в которой эхом отозвался хлопок тетивы.