– Ярка, он всего лишь авантюрист, каким был и мой отец.
– Я с тобой согласна. Но ведь мы с тобой совершенно одни в этом городе. И я подумала, как было бы хорошо иметь здесь хоть одного друга.
– Люди, подобные ему, сегодня здесь, а завтра там. Что-то я не припоминаю, чтобы у моего отца были друзья. Разумеется, он частенько говорил о «своих друзьях». Только это были люди, рассказывавшие ему за кубок вина или пару монет о том, за чем он потом мог бы поохотиться.
«Куда заведет этот разговор? – подумал он. – Я совсем не хочу говорить о Киприане Хлесле. Я не хочу говорить о своем отце. Я хочу говорить о нас с тобой и о том, можно ли построить любовь на фундаменте из лжи и обмана».
– Я уверена, что у него где-то есть девушка. Возможно, ее родители против ее брака с ним, потому что он беден. Может, из-за этого он и ищет удачи, как и твой отец?
– Его дядя – епископ, или ты забыла? Киприану достаточно попросить у него в долг. Ну кто откажется выдать дочь замуж за родственника епископа?
– Да, – согласилась она, – интересный вопрос.
Она накрыла ладонью его руку и слегка сжала ее. Когда она посмотрела на него, он заметил, что глаза ее не блестят, Андрей увидел красные круги вокруг них и понял, что она либо смертельно устала, либо недавно плакала. Он спросил себя: нет ли более глубокого смысла в том, что она сказала? Возможно, она таким образом пыталась намекнуть ему, что у ее семьи на ее счет определенные планы, в которые никак не входит совместная жизнь с Андреем фон Лангенфелем? День, проведенный в Хрудиме, был достаточно долгим для того, чтобы за это время она могла получить сообщение. Может, именно потому она плакала? Андрей понял, что сейчас, пожалуй, не лучший момент, чтобы вывалить ей всю правду, но, с другой стороны, более подходящего случая и желать трудно. Если им неожиданно пришло время расстаться, то лучше обоим знать правду.
– Твоя мать… – начал он.
– Не думай об этом. Я на самом деле и не рассчитывала на то, что тебе удастся отыскать ее следы.
– Твоя мать… ее звали Изабо, или Марго, или как-то в этом роде? Ярка смущенно уставилась на него.
– Ее звали Маркета, но я уже говорила тебе об этом.
– Она была католичкой?
Девушка промолчала. В ее глазах неожиданно зажглось беспокойство. Сердце Андрея сжалось. Он не хотел видеть в этих глазах ничего, кроме любви, которая длилась бы всю оставшуюся жизнь, но неожиданно разглядел в них недоверие и намек на жесткость, которой раньше в них не замечал.
– Значит, твоя мать никак не могла быть француженкой-гугеноткой, – заключил Андрей.
Ему пришлось буквально заставить себя произнести эти слова. С этого момента хода назад не было. Она убрала руку.
– К чему ты клонишь?
– Я не обнаружил никаких следов Маркеты Андель, не только ни единого реального следа, но и ни одной сплетни. Впрочем, я ничего не услышал и о группе благородных дам из Богемии, которые якобы оказались в этих краях пытаясь объединить христианскую церковь.
– С кем это ты, интересно, мог говорить о них в Под. лажице? – спросила она.
Звучал ли ее голос презрительно или ему показалось?
– Я кое с кем побеседовал, Ярка. Встретил одну женщину, прожившую в этом районе всю жизнь, и она убедила меня, что никогда сюда не прибывала группа женщин во главе с той, кого ты считаешь своей матерью.
– Возможно, мама была не из Богемии?
– Все, что мне удалось обнаружить, – это легенду о группе беженцев, женщин и детей, из Франции, гугенотов, избежавших массовой резни в Париже, которым удалось добраться сюда, в этот Богом забытый край.
Ярка не отвечала. Вместо нее заговорили ее руки: они вцепились друг в друга с такой силой, что побелели суставы.
– Я видел этих женщин и детей, – продолжил Андрей. Он не смог совладать со своим голосом, и тот задрожал. – Я видел, как они погибали под ударами топора безумца. Среди них была и моя мать. История, которую ты рассказала мне, правдива, Ярка. В ней есть только небольшой изъян.
– Ах, – слабо произнесла она, но он понял, что она тоже заставила себя говорить.
– Ты рассказала мне мою собственную историю, Ярка. Ты мне рассказала все то, что мне и так было известно, и ни на йоту больше того. Я ничего не знал о французских беженках, поэтому тебе тоже о них ничего известно не было. Я видел только женщин и детей. Ты рассказала мне историю, которую я рассказывал его величеству, лишь немного приукрасив ее.
Ярка сжала кулаки и посмотрела ему прямо в лицо. Сейчас ее глаза увлажнились, но слезы не полились из них. А ведь он уже понял, как легко она плачет. Тот факт, что на этот раз ей удалось сдержать слезы, одновременно огорчил его и вселил в него ужас.