– Мы благодарны тебе за то, что ты разъяснил нам нашу ошибку, сын мой.
– Чего?
– И мы видим, что ты умный парнишка.
Бука широко улыбнулся и кивнул. Юноша недоверчиво уставился на него, а затем снова повернулся к Павлу.
– Вот что, – продолжал тот. – Мы не хотим поднимать шум и переворачивать твой мирный дом вверх дном. Но у нас очень важное сообщение для Катьки. И я считаю, что ты, как никто другой, подходишь для того, чтобы передать его ей.
– Но я должен…
– Разумеется, ты должен. И благодать Божья пребудет с тобой, если ты уделишь крошечную часть своего времени двум смиренным слугам Божьим.
– Правда?
Вынужденный обман причинял Павлу почти физическую боль. В этом тощем, слишком маленьком для своего возраста, жилистом коротышке с грязными босыми ногами и спутанными волосами он видел себя самого. Именно так он и выглядел, когда отправился в путь, который привел его в конце концов к воротам монастыря в Браунау. Он тоже был родом из крошечной деревушки. Единственная разница между ними состояла в том, что Павел в отличие от этого подростка обладал сообразительностью, а потому поспешил бы оказать услугу двум монахам; все его старания были направлены на то, чтобы хоть раз получить возможность поносить рясу в знак смирения, скромности и рвения пред лицом Господа.
– Правда.
– Но мне срочно надо…
– И благодать Божья пребудет с тобой.
Юноша уставился на него.
– А как насчет моей сестренки? – наконец спросил он.
Павел смутился. Юноша ткнул пальцем себе за спину.
– Моя сестренка. Она вот такого роста. – Он опустил ладонь так низко, что можно было подумать: речь идет о собачонке. – Ей всего пара дней. Отец говорит, она долго не протянет. Но мне жаль ее. Может, вы попросите Господа, чтобы Он немного присмотрел за ней? Я сейчас сбегаю узнаю, что вам нужно.
– Мы помолимся за нее, – согласился Павел и почувствовал себя чудовищем.
Это чудовище уловило, что необходимо сделать, и растянуло губы Павла в улыбке, от которой даже камень расплавился бы.
Юноша тут же улыбнулся в ответ.
– И что я должен сказать?
– У нас для нее сообщение. От одного молодого человека. Из Праги.
– Из Праги! – восхищенно выдохнул юноша.
– Ему приснились пеленки, в которые он был завернут младенцем. Ему приснилась женщина, которая несла его куда-то. Он хотел бы поблагодарить ее за то, что она спасшему жизнь.
– У старой Катьки есть сын?
– Нет. Это очень долгая история.
Юноша посмотрел на него с явным желанием немедленно услышать эту долгую историю.
– Если ты передашь это старой Катьке, мы сможем сразу же помолиться за твою сестренку.
– Ага! – понял ситуацию юноша и круто развернулся на месте.
– Секунду. Разве ты знаешь, что должен сказать?
Юноша повторил слова Павла с точностью человека, чье воображение слишком незначительно развито для того, чтобы вносить хоть какие-то изменения в предложенный текст.
– Хорошо. Скажи, что мы будем ждать ее в старом козлятнике у кромки леса. Она поймет, почему об этом может услышать далеко не каждый.
– Почему?
– Теперь мы хотим помолиться за твою сестру.
– Точно!
Юноша развернулся и побежал назад к зданиям. Павел тут же перестал обращать на него внимание.
– Давай, поторопись, – прошипел он Буке. – Она не должна нас заметить до того, как зайдет в козлятник. Иначе, увидев наши рясы, она тут же даст деру.
– Что в… что в… в-в-в… нихп-п-плохого? – с трудом произнес Бука.
– Ничего! – Павел махнул рукой и выдавил из себя улыбку. Бука пожал плечами и улыбнулся в ответ. Павел схватил его за руку. – Поторопись же!
Когда Катька наконец появилась – это произошло гораздо позже, чем рассчитывал Павел, – она почти бежала. У Павла было достаточно времени для того, чтобы осмотреться в маленьком, резко пахнущем козлятнике и найти место, где Бука смог если не укрыться, то по крайней мере не бросаться в глаза. Из-за сильной запущенности козлятник казался меньше чем был на самом деле. Он должен был вмещать всех коз и овец селения, а, судя по запаху, иногда давал приют двум-трем свиньям. В специально отведенном для них загоне копошились куры и поглядывали на вновь прибывших с недоверием, по мнению Павла, вполне заслуженным. Пока Бука сидел в тени копны сена и с надеждой поглядывал на кур, прикидывая, не проглядели ли сборщики сегодня утром хоть одно яйцо, Павлу не оставалось ничего иного, как сидеть сложа руки и ждать. Он нервно ходил из угла в угол и каждые несколько секунд осторожно выглядывал наружу. Сквозь редкую крышу в сарай проникали солнечные лучи, подсвечивали пляшущую пыль и образовывали столбы света, в которых беспокойно, как тень, сновал Павел, становясь незаметным, когда попадал в полумрак между ними. Ему самому казалось, что он совершает путешествие между небом и пеклом, и в мелькающем свете в его памяти всплыли воспоминания о таком же длительном путешествии, приведшем его в конце концов сюда, в этот сарай, с целями, представавшими перед ним в более мрачном цвете, потому что он знал их истинную причину. То путешествие привело его сначала к монастырским воротам в Браунау.