— Абаддон! — крикнула она. — Видишь меня?
Я дернул головой, не отвлекаясь от перекачки энергии. Он же вроде сдох? Или нет⁈
Оказалось, что нет. Равномерная сохранила своего чемпиона. На далёком холме шевельнулся чёрный доспех. Он поднял голову — и я увидел, как в узкой щели глухого шлема снова разгорается пламя жизни. Быстрым движением руки он поднял забрало и… М-да… Ошибся, это уже не чемпион, а просто марионетка. Глазами погибшего и вновь воскресшего чемпиона на нас смотрела сама Хроника. И впервые в её взгляде поселилось не раздражение, не презрение, а внимание. Она узнала силу и внезапно растерялась.
Её объявление о «мире мёртвых» не было пустым словом: это был удар правом. Правом хозяйки, правом Демиурга. Хроника произнесла слово Власти, и мир, как её вотчина, откликнулся. Пласт смерти сползал с неба на землю, выжигал зелёное до серой крошки, вползал в воду, делая её стеклянной. Всё, что было «бесхозным», и всё, что не имело текущего договора с жизнью, переставало существовать. Так воюют Вселенные: не мечом, а разрешением.
— Сандр! — захрипела Морана, и из-под её ног рванули цепи, вонзаясь в землю. — Она забирает саму ткань мира, как плату! Дай мне… Дай мне кровь!
— Бери, — ответил я, и синий столб силы от Башни раздвоился, влившись в её ладони.
Морана начала увеличиваться в размерах и очень скоро стала поистине огромной, намного выше стены. За её спиной развернулась тень самой Предвечной, принявшей свою любимую ипостась — костлявой старухи в глубоком капюшоне, скрывающем лицо и с косой в руках. И я снова невольно сглотнул, не веря своим глазам.
В Равномерную пришел Кодекс, потому что я позвал его. В Равномерную пришел Свет, потому что он присматривал за Орденом Паладинов. В Равномерную пришла Бездна, так как она не могла бросить свою любимую дочурку. А вот уже и Предвечная откликнулась на зов своей последовательницы. Но главное было совсем в другом. Великие Сущности, которые враждовали в Многомерной Вселенной, прямо сейчас сражались все вместе, как будто проникнувшись важностью для их… коллеги… Кодекса. И решившие помочь просто потому, что все они — одной крови. Кровь от крови Многомерной Вселенной. Чудеса, да и только!
Глаза Мораны превратились в два колодца мрака, и Мёртвая Ночь Предвечной рухнула на землю, как купол. Но не на нас — на право Равномерной. Там, где купол опускался на землю, правила Равномерной больше не действовали, а энергия Хроники прекращала поступать, как будто ей перекрыли кран. Хронике прямо сейчас приходилось платить больше, тянуть глубже. А я, используя энергию Кодекса, начал подсыпать в механизмы заклятий Равномерной натурального энергетического песка, после чего шестерни Хроники медленно скрипнули.
— Эй! — Темная стояла уже не перед строями Абаддона, а находилась внутри построений, словно тень от солнца, упавшая сверху. — Вы забыли спросить, можно ли вам жить у хозяйки ночи!
Над её плечом возник теневой клинок — не сталь, а энергия. Им режут не плоть, а связи. Один лёгкий взмах — и часть армии лишилась связи с командиром. Второй — и некротические руны на их нагрудниках потускнели, как плохие чернила. Третий — и упал знаменосец, словно кто-то рассказал ему правду о смысле его жизни. Точнее, о его бессмысленности. Темная блистала во всей своей смертоносной красе, и я на мгновение вспомнил, за что Орден так не любил с ней драться. Она была воплощением Тени, когда хотела, и нанести ей какой-либо вред было чрезвычайно сложно! Хорошо, что сейчас она играет в моей команде.
Пандора отозвалась мягким свистом, звук от которого тем не менее достиг ушей каждой призванной твари на поле боя. В её стаях появилась новая порода: солнечные Тхары — звери с зеркальной шерстью. Они отражали лучи чужой магии и возвращали их с добавкой собственного смертоносного тепла, которое не убаюкивает, а сжигает! Там, где они проходили, земля не умирала, а притворялась мёртвой потрескавшейся пустыней, чтобы через минуту из трещин проросли травы — не простые, а те, что обвивают ноги нежити и никогда не отпускают.
— Сандр, — шепот Кодекса возник в моем разуме, — седьмой зубец.
Я перевёл свой взгляд вверх. Тусклый шпиль моргнул — раз, два. Я вдохнул не воздух, а саму энергию. Она вошла в меня, как в хозяина, ломая привычные границы. Я поднял ладонь — и вместе с моей ладонью на зубце возник седьмой огонь. Он вспыхнул сразу чисто, без копоти, а с вершины сорвался гул — не гром, не ветер, а звон колокола. Его услышали все. Даже те, у кого нет ушей.
— Переносный контур… — выдохнула Морана. — Он жив!
— Я же просил, — ухмыльнулся я, — меньше драматургии. Работать пора.