— Готова, — отрезала Мари.
— В таком случае три, два, один… Поехали.
Реальность раздвоилась.
Пыльный кабинет и черная, расчерченная в клетку равнина. Два тела — физическое и виртуальный аватар — под контролем одного разума. Майор попыталась поднять руку, и оба тела двинулись синхронно.
— Так не пойдет. Сосредоточься на мете, — сказал Роланд. Его аватар, полупрозрачный и вспыхивающий радужными цифровыми помехами при каждом движении, стоял рядом с ней. В реальности губы его не шевельнулись, а сам голос, казалось, звучал у самого уха майора, и был плоским, искусственным, с интонацией, но лишенный всех обычно незаметных мелочей делающих его живым — эха, дыхания, влажности звука, рожденного человеческим ртом.
Сказать это было проще, чем сделать. Мари опустила ладонь обратно на подлокотник кресла, попыталась снова, стараясь отсечь реальный мир. Мышцы коротко дернулись, норовя подчинится команде, и тогда она пальцами вцепилась в подлокотник, не давая настоящей руке шевельнутся. Ладонь в мете послушно сжалась в кулак, что плавно поднялся до уровня груди.
— Ну, хотя бы так. Пробуй дальше.
Около получаса ушло на то, чтобы привыкнуть к новому положению вещей, чтобы двигаться в мете, не вызывая непроизвольных спазмов в реальном теле. Это было как учиться читать, не шевеля губами, или управлять нейроинтерфейсом только усилием воли, без всяких жестов.
— Сойдет, — одобрительно кивнул напарник, — но это было самое простое. Теперь мне нужно дать тебе адрес клуба. Это будет… Хм… Знаешь, мета — это одна из тех вещей, которые люди создали, но со временем перестали понимать. Никто не знает, как именно работают нейросети, то есть, нельзя вывести на экран машинный код и сказать, что вот, этот конкретный бит выполняет такую-то инструкцию с такой-то конкретной целью, которая производит некий предсказуемый результат. Точно так же, как после трехсот лет изучения человеческого мозга научным методом, мы только самым приблизительным образом представляем протекающие в нем процессы. Как формируются и читаются воспоминания, что есть сознание, зачем нам снятся сны? Это все вопросы, на которые нет ответа. И мета — это порождение этих двух неизвестных, что мы сумели объединить образом, который сами не смогли бы объяснить.
— Спасибо. Теперь мне намного спокойнее, — саркастично ответила Мари.
— Да не за что, — напарник улыбкой дал понять, что заметил ее тон, но решил в упор проигнорировать, — Но я говорю это к тому, что следующее ощущение вряд ли будет похоже на нечто, что ты себе можешь в принципе представить. В любом случае, я буду рядом, хотя без прямого подключения мои возможности сильно ограничены.
И он оказался прав. Адрес не был набором символов, или даже чувств, которые возможно было бы с чем-то сравнить. Сам разум Мари как будто протискивался узкую, угловатую форму, и нужно было как-то изогнуться, как-то расслабиться, чтобы прошло это давящее ощущение. Соответствовать форме адреса не телом, но чем-то другим, чем-то неизъяснимым. Первые попытки не увенчались успехом, и давление, хотя не нарастало, становилось невыносимым, как если бы она застряла в узком проходе темной пещеры, не в силах вдохнуть. Майор подумала было, что нужно сказать Роланду, чтобы он остановился, оборвал соединение. Но стоило ей только отвлечься на эту мысль, как что-то поддалось, груз упал с ее плеч. Из темной равнины начал медленно вырастал темный куб, все обрастая деталями. Мари судорожно выдохнула.
— И часто придется с таким сталкиваться?
— Нет. Сам по себе адрес клуба — это криптографическая задачка, которую, по идее, должен быть способен решить только декер. Не столько средство безопасности, сколько знак эксклюзивности. На самом деле я удивлен, что у тебя получилось.
— Не думал, что я способна, но все равно подсунул?
— Ну, ты же сама предпочитаешь метод обучения из разряда толкнуть кого-то в реку, и пусть либо тонет, либо в темпе учиться плавать.
Да, о вчерашнем он явно еще не забыл. Мари не ответила, не стала нарываться на конфронтацию. Не сейчас, во время активного расследования на чужой территории.
Здание закончило формироваться. Оно представляло собой нечто, что теперь можно было увидеть только в старых фильмах — дешевый стрипклуб, словно вырезанный с мрачной окраины какого-то древнего города и оставленный здесь, в темной цифровой пустоши. Над входом горело несколько неоновых вывесок. Одна сулила “голых девочек” двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Другая изображала одну из обещанных искусительниц, что полулежала в серпе полумесяца, время от времени со щелчками и электрическим гудением поднимая и опуская ногу. На одном из рогов месяца виднелась сплетенная из сияющих разноцветных трубок бабочка. Третья вывеска содержала название заведения: