— Впрочем, некоторые приличия можно и соблюсти. Тут есть кафе, можем присесть там и заказать какой-нибудь десерт, — сказал он.
Кафе представляло собой участок атриума, где беспорядочно были расставлены пластиковые столы и стулья — еще одно антикварное нарушение, отметила про себя майор, пластик был запрещен в Магне. Роланд заказал по куску торта на каждого, сел напротив Мари. Открыл, было, рот, будто хотел сказать что-то, но осекся. Вместо этого снова отхлебнул из бутылки и передал ее майору. Молчаливый обмен продолжался некоторое время. Принесли заказ — два треугольника слоеной выпечки. Мари отрезала вилкой кусочек на пробу. Во вкусе чувствовалось что-то натуральное и, несомненно, тоже запретное. Шампанское уже кончилось, когда Роланд окончательно собрался с духом высказать то, что явно давно уже было у него на уме.
— Мари, слушай. Я не слишком дружу с намеками и неявными сигналами. Да и с явными, пожалуй, тоже. И не люблю ходить вокруг да около. Потому хочу сказать тебе… Или спросить у тебя… В общем хочу выяснить, прямо и четко, — он снова остановился, подбирая слова.
— Продолжай, — мягко сказала майор. Она примерно представляла, что услышит дальше. Перспектива немного пугала, потому что она сама еще не знала, что ответит.
— Суть в том, что ты меня запутываешь. Скажешь иногда такое, что я не знаю, что и думать. Вот скажем сегодня, насчет свидания. Я слышу такое и не знаю, настоящий это флирт, или неудачная шутка, о которой ты и не думаешь, что я могу воспринять ее всерьез. Хочу воспринять всерьез. Потому я и называю тебя наивной невинностью. Потому что представить тебя флиртующей я тебя просто не могу. И выходит так, что ты играешь с моими чувствами, сама того не замечая. Поэтому. Поэтому, собственно, вопрос. Что ты действительно обо мне думаешь? Ты и я, может из этого что-то получится.
Некоторое время Мари сидела, опустив глаза. И все же чувствовала, как Роланд нетерпеливо сверлит ее взглядом.
— Во-первых, — начала она, — я только сейчас узнала, что у тебя есть какие-то ко мне чувства.
— Как для следователя, ты не слишком наблюдательна.
— Как для влюбленного, ты не так уж бурно выражаешь свою страсть.
— Бурные выражение страсти сейчас в принципе не в почете. Не говоря уже о том, что я половину жизни провел в мете, присоединенный к деке, почти не видя живых людей. Где уж тут научится выражать эмоции. Ладно, тут уж mea culpa. Но это было во-первых. А что во-вторых?
— Во-вторых, ты, в итоге, не так уж прямо спросил. На “что ты обо мне думаешь” я вполне бы могла ответить, что считаю тебя прекрасным напарником, и что у нас с тобой получится выстроить качественное профессиональное сотрудничество. Но ладно, я тебя поняла. Что до моего ответа…
Роланд наклонился вперед, ожидая вердикта.
— … то насчет этого мне нужно сначала подумать.
Услышав эти слова, напарник словно бы даже обмяк на несколько секунд, уронил голову на грудь. Но когда поднял лицо, он уже улыбался, с грустной иронией.
— Это ведь хуже всего. Прямо-таки полная противоположность прямого ответа. Даешь надежду обреченному. Но знаешь что? “Подумаю” — это все-таки не отказ. И мне пока хватит и этого.
Он повернул голову, прислушиваясь к льющейся от прилавка с пластинками музыке. Встал, протянул Мари руку.
— Потанцуем?
— Я не умею.
— Будто я умею, — он пожал плечами, — это в любом случае не важно. Главное начать, а дальше пусть нас ведет музыка и вино.
Только когда она попыталась встать, майор заметила, каким необычно легким казалось ее тело. Она словно парила на облаке, и ступни ее только слегка касались земли, которая покачивалась под ногами. Равновесие давалось нелегко, и Мари раскинула руки, чтобы не упасть.
— Мда, майору больше не наливать, — сказал Роланд, наблюдая за ней, — Какие уж тут танцы.
— Подожди. Подожди, — Мари подняла ладонь, давая знать, что помощь ей не нужна. Понемногу мир перестал кружиться, и поступь ее стала тверже, — Просто непривычно было. Прошло уже. Ладно, идем.
Они вышли в центр зала, ближе к проигрывателю, на котором медленно вращался лаково-черный диск пластинки. Роланд взял ее правую руку, свою правую ладонь положил ей на талию. Шагнул вперед и чуть в сторону, мягко ведя Мари в плавном круговом движении. Поначалу она невольно сопротивлялась его напору, но скоро позволила себе расслабиться, отдав себя в его руки. Полутемный, полный людей зал плыл мимо. Несколько посетителей последовали их примеру, и теперь три или четыре пары скользили по граниту пола, описывая бесконечные круги. Пусть ритм музыки не подходил для вальса, пусть она оступалась иногда, все же в этом танце было что-то, что словно наполняло майора теплом и медовым, янтарным светом.