Голос Кэролайн стал тверже. Она глубоко вздохнула.
– Ох, мама, я больше ничего не прошу! Почему мне нельзя поехать? Ведь это всего сто долларов. – Голос Тессы все больше сбивался на плач.
Кэролайн закусила губу, сама не понимая, что она чувствует: жалость, гнев или просто унижение оттого, что она не может позволить своему ребенку совершить поездку, о которой два-три года назад она бы даже не задумалась.
– Послушай, дорогая, мы ведь уже говорили об этом. Нам всем надо привыкнуть тратить меньше денег. И мы говорили насчет работы, Тесс, если ты действительно хочешь иметь карманные деньги.
– А как насчет папы?
Кэролайн почувствовала кислые нотки в голосе Тессы и поспешила успокоить ее, попытавшись сделать вид, что все не так уж катастрофично:
– Ну ведь ты всегда можешь позвонить ему, но ты знаешь, что он не всегда отвечает так, как тебе бы хотелось. Но попробуй, позвони, если тебе кажется, что это хорошая мысль.
– Я не могу ему звонить, – сердито сказала Тесса. – В прошлый раз, когда я ему звонила, ответила она. Я не могу разговаривать с ней. Ты бы, мама, позвонила ему и попросила для меня.
– Я думаю, что папа предпочел бы услышать просьбу от тебя, Тесса. Тогда гораздо больше вероятности, что он пошлет тебе деньги.
На самом деле Кэролайн была совершенно уверена, что Гарри никому не пришлет денег. Он жил на милостыню своей матери. Семейный бюджет находился в ее руках, и она выделяла из него деньги для Гарри. Его инфантильность, которая всегда была ему присуща, с годами только усилилась, особенно после того, как он потерял свой бизнес и переехал в Калифорнию.
Тесса молчала.
– Слушай, Тесс, – сказала Кэролайн, – может быть, я найду для тебя двадцать долларов, если тебя это спасет. Завтра же пошлю тебе чек. Боюсь, это единственное, что я могу сделать. – Кэролайн вздохнула и попыталась улыбнуться. Хотя Тесса этого не видела, все равно Кэролайн стало немного легче.
– Спасибо, мама. Может быть, я позвоню папе насчет остального. – Тесса помолчала минуту. Кэролайн уже знала, что за этим последует, и мысленно собралась с духом. – Тебе, кажется, надо платить за обучение, правда? Полагаю, что это гораздо важнее, чем все, что нужно мне и Бену.
Голос Тессы был еще раздраженнее, чем слова. Когда бы ни зашла речь о юридической школе, Кэролайн чувствовала, как растет негодование Тессы.
Отношение Тессы так раздражало Кэролайн, что, услышав эти упреки, она начинала относиться к своей дочери почти неприязненно. В такие минуты она чувствовала свою вину за то, что не ощущает любви к собственному ребенку.
Кэролайн так сжала телефонную трубку, что у нее побелели суставы на пальцах. Она снова почувствовала себя побежденной.
– Ладно, Тесса, – сказала она спокойно, – довольно. Мы это уже обсуждали. Ты можешь позвонить папе, если тебе угодно, но я бы хотела, чтобы ты подумала об устройстве на работу. Когда я в последний раз к тебе приезжала, было много объявлений.
– Да, мама, – уныло проговорила Тесса. – Мы никогда не договоримся насчет юридической школы или работы. Ты ведь знаешь, что, если бы ты не платила за школу Урбана, мы не были бы в таком тяжелом финансовом положении.
– Ты еще не рассказала мне, как прошла неделя, – заметила Кэролайн, твердо решив сменить тему.
– Нету времени, мам. Надо бежать в компьютерный центр. Пока!
Кэролайн медленно повесила трубку и на минуту прислонилась к стене, закрыв глаза, чтобы не расплакаться. Почему после разговора с Тессой она всегда чувствовала себя опустошенной и виноватой? Она спросила себя, твердо ли ее решение стать адвокатом.
Может быть, она поступает эгоистично, удовлетворяя в первую очередь свои потребности, а не потребности детей? Если бы речь шла об их учебе в колледже, Кэролайн отложила бы мечты о собственной учебе на потом. Но, к счастью, а может быть, к несчастью, мать Гарри сделала вклад на учебу Бена и Тессы много лет назад. Осталось заработать только на дополнительные расходы. Но сколько же этих дополнительных расходов: одежда, книги, путешествия, карманные расходы – список можно продолжать бесконечно.
Дети тяжело пережили развод, Кэролайн знала об этом, но она считала, что после ухода Гарри они с детьми станут ближе. Вместо этого они с Тессой замкнулись каждая в своей скорлупе, не в состоянии спокойно общаться друг с другом. Бен не изливал своих эмоций на мать, но прятался за едкой иронией.
Хватит об этом, решила Кэролайн, глубоко вздохнув и открывая глаза. Она выпрямилась и тут увидела Сьюзен Элдер, стоящую в дверях с пустой тарелкой в руке.
– С вами все в порядке? – спросила она. – Плохие новости?
– Нет, нет, ничего подобного. – Кэролайн вымученно улыбнулась. Это Тесса звонила. Она старается звонить раз в неделю. Я, кажется, говорила, что она учится на первом курсе в Бакнеле?
Кэролайн почувствовала, что ее защитная броня встала на место. Ее улыбка превратилась в фальшиво сияющую, голос стал звонким и веселым. Гордая и счастливая мама после телефонного разговора со своей умной дочкой.
Сьюзен смотрела на Кэролайн. Что отражалось в ее глазах? Жалость? Кэролайн надеялась, что нет. Голос Сьюзен звучал отстраненно:
– Что ж, я рада. Может быть, когда она приедет на каникулы, мы с ней познакомимся.
– Надеюсь, что да.
Улыбка Кэролайн стала еще менее искренней. Ее дочь не захочет знакомиться с их учебной группой.
Тессу возмущало, что мать поступила в юридическую школу, и меньше всего она хотела бы знакомиться с кем-то, кто с этим связан.
– Вернемся к оценке ущерба? – спросила Кэролайн.
– Нет уж, на сегодня хватит. Может быть, Фрателли во вторник прольет свет на эту тему.
Четверо студентов отнесли свои стаканы и тарелки на кухню. Тщательно рассортировав, они разделили оставшееся шоколадное печенье на равные кучки и завернули их в целлофан, чтобы унести по домам. Одна из причин, по которой воскресные занятия обычно проходили у Кэролайн, заключалась в том, что у нее была большая гостиная. Другой причиной было то, что Кэролайн иногда пекла печенье, чего все остальные не могли себе даже представить.
Кэролайн высунулась за дверь, наблюдая как четверо ее друзей забираются в старенькую малолитражку и отъезжают. Кэролайн очень любила свою группу. Она иногда думала, что не сможет выучить, сохранить в памяти и, наконец, применить все те юридические знания, которые она старалась впитать. Но группа могла выработать совместное решение задачи, которую по отдельности они не сумели бы решить.
Был холодный вечер поздней осени, и машина Кевина уже давно скрылась за углом. Кэролайн встряхнулась и вернулась в дом. Она обошла гостиную, машинально взбила подушки и поправила абажуры на лампах. Потом поразмышляла, не доставить ли себе удовольствие и не почитать ли в постели детектив. В конце концов, ведь уже вечер воскресенья, последние часы выходных. Ей было бы нетрудно убедить себя, что она заслужила отдых.
Звонок телефона разорвал тишину воскресного вечера. Снова Тесса? А может, это Бен решил сделать один из своих очередных звонков? Снимая трубку, Кэролайн слабо улыбалась этой мысли.
Звонил ее экс-муж.
Разговор с Гарри требовал большого напряжения.
Гарри воспринимал обыкновенную вежливость со стороны Кэролайн как скрытую уловку вернуть его обратно. Он был то снисходительным, то самодовольным из-за того, что считал неумелыми попытками Кэролайн заманить его в сети. Кэролайн не знала, смеяться ей или плакать. Она не хотела, чтобы Гарри вернулся. Она не знала, каким он стал теперь. Человек, который способен жить в роскоши в Малибу, позволяя матери любовно ухаживать за собой, в то время как его дети вынуждены отказываться от вечеринок и свиданий, был не тем, за которого Кэролайн выходила замуж. А может быть, он всегда таким был? Может быть, она никогда по-настоящему не знала Гарри Фолкнера? Эта мысль была ужасна. Если Кэролайн так ошиблась в человеке, которого она должна была знать лучше всех в мире, значит, она ни о ком не может судить.